Мои авианосцы

Наука исполнения своих должностных обязанностей, а также обязанностей дежурного по кораблю, вахтенного офицера, передавалась в ходе всей совместной службы. Трудно припомнить случай, когда офицера назначали командиром дивизиона или боевой части через ступень или раньше положенного срока. Время подтверждает, что принцип последовательности и преемственности – одно из главных условий становления офицера.

Старший лейтенант – это своего рода наставник.

К концу первого, тем более второго года службы и командованию, и коллегам, как правило,

становилось ясно, выйдет из новичка настоящий корабельный офицер и будущий командир или нет. Если такой перспективы у кого-то не было, ему приходилось менять или класс корабля, или должность, иногда списываться на берег.

Из моих сослуживцев по крейсеру «Чапаев» менять место пришлось немногим. И этим мы были обязаны прежде всего своим командирам: Г. А. Громову, Т. Г. Катышеву, В. С. Бабию,

С. М. Федорову, Л. Г. Палехину, И. И. Певневу.

Эти воспитатели и неаставники стали образцом для подражания.

Сколько бы потом я ни командовал кораблями и соединениями, какие бы задачи ни решал, —

передо мною всегда был образ командира, научившего меня вносить четкую организацию в любое дело и предугадывать его конечный результат. Такая наука дастся на всю жизнь и формирует грамотных, достойных офицеров-моряков.

Вот небольшой эпизод организации службы того времени, рассказанный начальником штаба

эскадры М. В. Роминовым. На собственном опыте он учил молодых офицеров, как надо становиться в док. Этот вопрос вызвал затруднение у одного из них: команда корабля была недовольна бытовыми условиями.

События происходили в начале пятидесятых годов на Северном флоте. В эскадре надводных кораблей было всего два легких крейсера – «Чапаев» и «'Железняков». Капитан 1 ранга М. В. Роминов командовал тогда «Железняковым».

Картина выглядела примерно так.

После согласования с судоремонтным заводом доковых ведомостей и сроков постановки, получив заверения дирекции завода о полной готовности к приему, крейсер в строго назначенное время подошел к батопорту дока. Опытным глазом старого морского волка командир заметил ряд серьезных недоработок доковой администрации, которые могли привести к тяжелым последствиям. Неся ответственность за порученное дело, командир не мог

допустить такого отношения к кораблю и экипажу, и поступил, не отходя от требований руководящих документов, строго и принципиально. Он завёл крейсер в док, позволил закрыть батопорт, начать откачку воды до определенного предела. Потом дал команду «стоп, откачку запрещаю». Прежде чем вывести из действия собственные механизмы корабля (а дело было зимой, в страшные морозы), он приказал подать с берега электроэнергию, пар в паровую магистраль, соорудить временную пожарную магистраль и подать в неё воду под соответствующим напором. Потребовал восстановить береговой гальюн для команды (пришлось не восстанавливать, а строить заново), переделать сходню с берега на корабль, показавшую при осмотре недостаточную прочность, наконец, доставить на корабль заказанные ранее пропуска для входа на территорию завода. Когда все это было сделано, командир приказал остановить механизмы, «откачать» воду, посадить корабль на клетки и начать доковые работы. На это ушло более двух суток. Доковая администрация «в мыле» бегала по стенкам дока, уговаривая строптивого командира сменить гнев на милость. Амортизация дока и стоимость работ в нем измеряется часами, а не сутками. Завод понёс большие материальные убытки, не говоря уже о крайнем недовольстве начальства. Администрация пыталась повлиять на «зарвавшегося самодержца» через Главнокомандующего ВМФ – в ход пошёл «тридцатитысячный коллектив». Ведь он не первый и не последний, стоит в этом доке, что он себе позволяет?!

Но командир остался твёрд. Закон был на его стороне.

Беда же молодого командира, с которого начался рассказ, была в том, что он (как и многие другие), придя в док, потерял самостоятельность, не захотел портить отношения с заводской