Мои бандиты (сборник)

Когда Галсану исполнилось пять лет, он впервые услышал непонятные пугающие слова: дизентерия и эпидемия. Мать с причитаниями и плачем долго молилась главному бурхану, а сдержанный отец тоже о чем-то просил покровителя охотников Николку-чудотворца. Но не услышал бурхан их просьбы. Первым слег отец, затем все остальные. Отец и старший брат так больше и не встали. Старик-шаман, наведавшийся после их смерти, долго смотрел на Галсана, а потом прошипел: "Хочешь выжить – ешь черемуху вместе с косточками, много ешь".

С того дня стал Галсан бродить по окрестностям в поисках черемухи. Ягод было мало, и находил он их каким-то внутренним звериным чутьем, заглушавшим все остальные чувства. Словно заболевшая собака, которая, выбиваясь из сил, ищет ей одной известную траву, он в полузабытьи брел по сучьям и камням, сбивая в кровь босые ноги, лез через колючие дебри, раздирая одежду, падал, набивая кровавые синяки, и находил желанные ягоды. Хищно обгладывал черные горошины, на время забывался и тащился дальше.

Вскоре ему стало лучше, но, избавившись от одного недуга, он стал неизмеримо больше терзаться другим. Его одолел сильнейший запор. Ничто не помогало, и он от отчаянья сел в речку, подставил мальчишеский зад быстрому течению и, корчась от боли, коченея от холода, выковыривал несколько часов черемуховые косточки, пока не наступило облегчение.

Из школьных лет Галсану запомнился лозунг о том, что каждый пионер должен ловить на колхозных полях сусликов, спасая урожай. Мальчишки радостно соревновались в ловкости и изобретательности, выслеживая и ловя юрких грызунов. Однажды Галсан неудачно схватил суслика, и тот расцарапал ему руку от локтя до кисти. Через некоторое время рана загноилась, рука сильно вспухла, и каждое движение ею причиняло боль. Начался жар, рука чернела, и Галсана отвезли на станцию в фельдшерский пункт за тридцать километров от дома.

Дальнейшее он помнил обрывочно. Помнил, как очнулся в темном сыром подвале с маленьким окошком, куда его отволокли как безнадежно больного; помнил, как дотронулся до своей огромной руки, казавшейся черным толстым бревном, как из неё брызнул гной, попадавший в лицо и затекавший в пересохший рот; помнил, как кто-то, причитая, вытаскивал его, из зловонной лужи; помнил, как с перебинтованной рукой и баночкой мази возвращался пешком домой, уснул в лесу, а ночью, то ли во сне, то ли наяву, к нему подходил медведь и лизал в лицо горячим шершавым языком.

Еще ему вспомнилось, как он на первую курсантскую стипендию купил килограмм шоколадных конфет и сразу же их съел. Это было воплощением сладкой мечты из обделенного детства. Галсан просто не знал, что конфеты не едят как картошку, и несколько дней его выворачивало при одном воспоминании о них.

О нынешней своей службе Галсан умолчал. Во-первых, секретность – есть секретность, а во-вторых, и жаловаться не на что. Вот только недавно, во время авральной уборки территории полигона после неудачного испытания его сильно тошнило, появилось неприятное жжение в горле и на теле, а голова была как хмельная. Накануне, правда, звездочку обмывали у приятеля. Было с чего башке трещать, что про это рассказывать.

Корневский выслушал Галсана внимательно и предложил прийти завтра на прием в медицинский институт, где есть самое современное оборудование. Хотя Галсан и не получил никаких лекарств, он от столь участливого обхождения профессора, почувствовал себя явно лучше, и по пути в общежитие твердил как молитву: "Все будет хорошо, все будет хорошо…"

На следующий день он после строевой подготовки к параду, которую никак нельзя было пропустить, пришел в указанный институт. У дверей профессорского кабинета томилась длинная очередь надломленных фигур с тусклыми пустыми глазами. Галсан просидел в этой очереди весь день. Вечером профессор Корневский заметил его:

– Что же вы? Я вас ждал, – дружески обратился он к Галсану и, перехватив смущенный взгляд в направлении очереди, сказал: – Полноте, не обращайте внимания, завтра же подготовьтесь и заходите ко мне.

"Скорее бы наступило завтра, – думал Галсан. – Завтра я, прикрыв глаза, пройду мимо этой ужасной очереди, и меня будет лечить самый умный, самый добрый врач. Он мне поможет".

Но на следующий день в кабинете сидел совсем другой человек. Вернее это был тот же профессор Корневский, но в его взгляде, голосе, манере держаться, не было ни капли той доброты, так поразившей Галсана накануне.

– С чем пришел? – спросил профессор.

– Я? Как же… вы помните…

– Я помню, – прервал Галсана Корневский. – Вы с чем пришли?

– Я вам рассказывал, я болею…

– Сюда здоровые не ходят, – зло улыбнулся Корневский. – Что принес?

Галсан ничего не понимал. Он словно рыба, выброшенная на берег, беспомощно раскрывал рот, пытаясь, что-то произнести. Твердая рука молодого ассистента выставляла его за дверь, а вежливый голос поучал, что за все в жизни надо платить.