Мои бандиты (сборник)

Уже днем. Галсан почувствовал нарастание какой-то разрушающей силы, а ночью на него обрушился острый приступ болезни. Соседи по общежитию вызвали "Скорую помощь". Галсану сделали несколько уколов, и предложили отвезти в больницу. Но он категорически отказался. Очень уж хотелось участвовать в параде. Тогда врач "Скорой" посоветовал обратиться в институт, где работал Корневский.

К утру болезнь отступила. Галсан вместе с другими офицерами отправился на очередную подготовку к параду.

Предстоящий парад стал для Галсана чем-то священным, он гордился своим участием в нем, написал об этом всем родственникам и, несмотря на плохое самочувствие, выкладывался полностью на каждой тренировке. Он боялся, что болезнь заметят и его отстранят от парада. Лечение в больнице из-за этого отпадало само собой, а чтобы обратиться к кому-то еще кроме Корневского, не оставалось ни сил, ни желания.

И Галсан после изнурительной шагистики, забросив теоретические занятия в академии, ехал в институт Корневского. Он пробивался в кабинет, но Корневский его больше не узнавал, а строгие ассистенты дальше порога не пускали.

Галсан уже знал, что профессору надо было дать деньги при первой же встрече. Лишь тогда можно было рассчитывать на помощь. Однажды Галсан прорвался в кабинет к Корневскому, почти подбежал к нему и, роняя на пол купюры, на коленях собирая их, стал говорить о том, что ему надо продержаться еще две недели, надо быть на ногах, ему нельзя в больницу, и умолял помочь. Корневский крутил на столе авторучку и безразлично смотрел на копошащегося человека. Когда у отчаявшегося Галсана выступили слезы, профессор согласился.

С тех пор Галсан регулярно принимал какое-то темное лекарство и трижды в день заходил в поликлинику, где ему каждый раз делали по два болезненных укола. Весь этот период слился для него в сплошное темное пятно, просветами в котором были репетиции парада.

Репетиции теперь проходили поздно вечером непосредственно на Красной площади. Галсан шел в последнем ряду в колоне и видел, как товарищи, четко печатая шаг, монолитно и неудержимо движутся вперед, словно нечто единое и всесильное. А перед ними и сзади них шли такие же колоны, и стук подкованных сапог о брусчатку звучал дивной музыкой в солдатской душе Галсана. Чувство сопричастности к этому огромному живому организму рождало в Галсане забытый мальчишеский восторг, отодвигая на некоторое время не утихавшую хворь и черпая из хилого тела потаенные запасы энергии и силы.

Но запасов этих оставалось все меньше и меньше. Красная площадь с каждым разом казалась ему все длиннее и длиннее, и, одолев ее, он разом обмякал, будто из него вынимали внутренний скрепляющий тело стержень.

В эти дни ему часто приходилось заходить в одну и ту же аптеку за новой порцией лекарства. Молоденькая фармацевт каждый раз как-то странно смотрела на него и однажды спросила:

– Вы один принимаете это лекарство?

Галсан кивнул. Она замялась, покраснела и тихо проговорила:

– Может я мало понимаю, к тому же у вас рецепт… Но, знаете, это очень сильнодействующее лекарство. Оно дает сильный побочный эффект на сердце, и принимать его в таких дозах…

Она потупилась и замялась. Галсан неопределенно пошевелил пальцами, как бы что-то объясняя, выдавил на лице скверное подобие улыбки, взял лекарство и молча вышел.

Он уже давно старался не прислушиваться к своему организму, не замечать нарастающего разлада, а постоянную боль глушил все большими дозами лекарства и уколами. Его планы не простирались далее дня Революции. Только бы, достойно пройти во время парада, а потом… Какая разница, что будет потом?

Седьмого ноября подморозило. Мелкие лужицы застеклились льдом, ветер яростно швырял редкие снежинки. Офицеры в парадной форме с раннего утра стояли на подступах к Красной площади, ожидая назначенного часа. Из-за этого Галсан не смог зайти на уколы. Холод высасывал из него последние силы, исхудавшее тело заполняла нарастающая ничем не сдерживаемая боль. Галсан уже не мог сосредоточиться, плохо воспринимал окружающее и порой забывал, где он находится. Когда все двинулись, и он понял, что должен идти, Галсан последними остатками воли подтолкнул непослушное тело вперед, но ноги сделали лишь несколько неуверенных шагов.

Майора Галсана Намжилова выволокли под руки из строя. На парадном кителе растерянно бряцали медали. Круглая голова генерала в папахе оскаленным ртом извергала ругательства. Генеральские челюсти двигались так близко, что, казалось, вот-вот укусят. Но это совсем не пугало. Галсан уже сам, заглушая дикую внутреннюю боль, впился зубами в свою ладонь. Теплая густая кровь заполняла рот. И еще почему-то очень быстро темнело, и столь же быстро удалялся гром военных оркестров. В последний момент тело майора тряхнула судорога, как привычный толчок от подземного взрыва на полигоне.

Мои бандиты

1. Знакомство по принуждению