Мой батискаф

С самого рождения я не представляла, как выгляжу. Я могла видеть фотографии и не узнавать на них себя, смотреться часами в зеркало и пугаться своего отражения. Это происходит не потому, что я стремная (у меня довольно миловидная внешность), а потому, что лейтмотивом ощущение: я говорю, смотрю — а кто-то чужой повторяет любое твое движение, слово, моргание. Восприняв все это в совокупности, я научилась смотреть на себя со стороны, как бы не своими глазами, а сверху. Когда я поддаюсь страху — видимо, таким образом психика пытается меня/себя защитить: я вспоминаю разных людей и слышу их голоса, иногда сразу несколько одновременно. Вот что самое страшное. Переживать это мне помогают разговоры и музыка. Иногда я проговариваю то, что происходит, занимаю себя каким-нибудь делом и все приходит в норму. От того, что до подросткового возраста я не представляла, как выгляжу, кто я и зачем, во мне сформировалась привычка чувствовать боль людей. Мне кажется, что это какая-то высшая форма эмпатии — и отнюдь не в хорошем смысле. Мне сложно отличить свои чувства от чувств других людей — и нужно прямо-таки заставлять думать в первую очередь о себе, а только после — обо всех остальных.

Я знаю, что я — не сумасшедшая, просто где-то вовремя не отработала эти нюансы, но уже могу с этим справляться. Безусловно, любая форма наркотиков мне противопоказана. На терапии я уже больше шести лет и мне необходимо всегда отслеживать свои состояния.

История 8. Диана

Я с детства живу в деперсонализации. Но узнала об этом примерно год назад — до этого я была уверена, что все люди живут так же.

Очевидно, она у меня появилась в качестве защитной реакции психики на регулярный сильный стресс и страх, так как я жила в деструктивной семье с буйными алкоголиками.

Всю жизнь ощущала свою эмоциональную тупость — все время казалось, что эмоции как сущность мне вообще не доступны. Не понимала, почему мои части тела не кажутся мне моими — постоянно приходилось себя щипать, бить по ляжкам, чтобы хоть как-то соединить разум с телом. Хорошо помню, например, как сижу в школе, смотрю на свои руки и — не понимаю, чьи они. И так всегда, до сих пор.

Раньше деперсонализация, кстати, ощущалась острее. Сейчас же я постепенно смиряюсь с тем фактом, что человек в зеркале — это я. Но порой бывает, что проходя мимо зеркала, я ожидаю увидеть там пустоту, а вижу (внезапно) человека — себя. Я даже решила, что мне нужно краситься и делать макияж, какие-нибудь прически как минимум просто для того, чтобы в процессе смотреть в зеркало. Иначе я могу неделями его игнорировать и вообще не знать, что у меня происходит на лице, голове. Это как раз из-за того, что я не ожидаю увидеть вообще хоть что-то в зеркале — зачем тогда вообще подходить. Но когда крашусь, имею возможность получить хотя бы какой-то контакт между оболочкой и внутренним «Я».

Деперсонализация ощущается как то, что есть «Я», а есть — «Диана» (физическая оболочка, живущая жизнь). Я просто наблюдаю за ее жизнью, как будто смотрю сериал. Все, что с ней происходит, отражается во мне именно как воспоминания о сюжете сериала. Мои воспоминания от этого не кажутся мне моими, я ничего не чувствую по отношению к ним — ведь это просто кино.

Однажды мне приснился сон, и думаю, он очень хорошо описывает мою деперсонализацию.

Во сне я была в подводном батискафе, в океане, где не видно дна, только вода и немного пробивающихся солнечных лучей сквозь глубина. Где-то далеко я вижу человека, зависшего на одном месте неподвижно, в позе эмбриона. Вокруг него — огромный косяк рыбы, который снует туда-сюда. Я подплываю чуть ближе и понимаю, что из батискафа я смотрю сама на себя. Этот человек в воде — и есть я. А рыбы — олицетворение людей, событий, жизни.

Примерно так я себя и ощущаю.

Стоит упомянуть, что у меня нет дереализации, только деперсонализация: мир — настоящий, а я — нет.

Иногда я вообще будто теряю контроль над тем, что говорю. Мой рот произносит предложения, ведет с кем-то диалог, и все это словно механическое, как у робота. Я просто слышу голос, выходящий из моего рта и думаю: «Это я сейчас говорю?» Если в таком состоянии диалог длится долго, то по окончании я могу его попросту не вспомнить. Потому что внутри не остается чувства, что я его произносила, что я контролировала все сказанное. Запомню только факт того, что он был.

Полагаю, что основная проблема для меня в деперсонализации заключается как раз в том, что я не ощущаю тело своим, что у меня очень сильно притупления эмоции, что периодически очень сильно теряю контроль над речью — кстати, при этом со стороны я выгляжу абсолютно нормально в диалоге, он четок и структурирован, однако сама я в такие моменты очень медленно думаю и долго составляю предложения.

Для себя в деперсонализации я вижу и плюсы: все стрессы переживаю гораздо легче людей со среднестатистической психикой. Ведь это не мои стрессы, это стрессы физической оболочки,

ее проблемы, а я — лишь наблюдатель

О деперсонализации всегда очень странно рассказывать — обычно люди вообще не понимают, что ты им объясняешь…