Мой Бюсси [СИ]

То, что в офисе я редко бывала в юбке, наверное, мое упущение, поскольку ребята и девчата пялились на меня во все глаза, словно на кинозвезду. Понимаю теперь как им, бедняжкам, нелегко — каждый день под сотнями взглядов прятать личную жизнь.

Марья Сергеевна приняла меня с распростертыми объятьями:

— Ну, наконец-то! Как ты? — и тут же её рука потянулась к моему лбу, видимо замерить температуру.

— Ай! — вскрикнула я (шишак болел) и тем самым выдала себя с головой.

— Ну-ка, ну-ка, что там у тебя? — от Маруси так просто не отделаешься, если за что зацепится — то намертво.

Скрываться уже было бессмысленно, и я стянула платок, открывая её взору яркий, наверное, светящийся в ночи (надо бы проверить) фонарь. Благо, что в коридоре кроме нас — никого — все сотрудники, готовились к празднику, и каждому нашлось занятие.

— Да, дела…, так вот чем ты заболела с утра! И зачем было обманывать? — возмутилась она.

— Стыдно было. Я же не ребенок.

— А почему только на два дня? Тут неделя нужна, не меньше! — назидательно высказала Марья Сергеевна. Потом видимо сжалилась надо мной и добавила, — Ладно, Катюша, сейчас попробуем закрасить твой синяк. Откуда он взялся?

— Да, за крысом под кровать полезла…, — в этот миг в мозгу, словно вспышкой нарисовалась странная иллюстрация — ночь, перевернутая телега, Рокфор, — я встряхнула головой и снова оказалась в офисе.

— Больно? — взволнованно спросила Марья Сергеевна, закрашивая шишак тональным кремом. Тот момент, когда она усадила меня в кресло и достала косметичку, выпал из моей памяти.

— Немного, — поморщилась я.

— Вот взгляни, — протянула она зеркало. — Почти незаметно, если еще на лицо нанести… Знаю, что не пользуешься, но для дела — один раз — можно.

— Ладно, делайте, что хотите…, — обреченно согласилась я и сдалась без боя в руки начальницы.

Надо признать, ей удалось сделать чудо. Синяк был незаметен, если не смотреть с боку. Но и эту проблему решили — распустили мне волосы и теперь они прикрывали собой шишку, делая её незаметной для посторонних глаз. Волосы у меня вьются от природы, а в мокром виде, вообще — кольцами закручиваются. Поэтому вместо щипцов для завивки, мы, используя обычный пульверизатор для цветов, привели меня в праздничный вид.

К двум часам приехали гости, и начался праздник. Вначале выступал шеф, потом его зам, потом шли поздравления и подарки от гостей, ну а дальше — я и концерт.

Как я и ожидала, звезда отказала перед самым выступлением, заменила себя неизвестной, но довольно талантливой особой. Девушка пела всё: от новомодных хитов, до русских народных песен. Угодила всем. Еще бы! За такой гонорар и я бы стала петь, даже не имея голоса.

Потом — застолье, банкет и разговоры по душам, да о жизни. Анька подсела поближе ко мне, будучи уже далеко подшофе, прошептала:

— А шеф-то от тебя без ума. Тсс! От такой красотки, грит, я бы не отказался.

Сама (ик) слышала. Вот так-то…

— Да ну тебя, Анька! Он мог про любую так сказать, вон хотя бы про ту девчонку, что весь вечер по сцене прыгает. Или про тебя. Ты у нас тоже очень даже ничего, — попыталась я отвязаться от неприятного разговора с подвыпившей секретаршей.

— Вот именно — НИЧЕГО! Я к нему уже целый год подбираюсь, и ничего… Вот ты скажи, чего им надо, мужикам? Вроде все при мне, а не замечают…

— Так, может, у него кто-нибудь есть…, — пожала я плечами.

— Никого у него нет! Я поняла, он же того… Точно! Не той ори. ри…ен…тации, — едва выговорила она.

— Угу… ни той и не этой. Набралась ты подруга и несешь всякую чушь! — попыталась я все же отвязаться от Аньки. Встала, чтобы отыскать Марию Сергеевну и попрощаться. Мне уже пора было домой. Вечеринка плавно превращалась в пьянку, и все меньше хотелось наблюдать за нравственным падением коллег.

Разыскивая начальницу, не заметила, как шеф оказался возле меня:

— Катя, можно вас пригласить на танец? — Виктор Алексеевич вопрошающе смотрел трезвым взглядом. Но после слов секретарши очень не хотелось еще и сплетен с её стороны, поэтому я вежливо отклонила его предложение, сетуя на головную боль и на то, что мне уже пора домой.

Возможно, он еще напросился бы в провожатые, вот тогда, не знаю, что пришлось бы придумывать. Но в этот момент к Виктору Алексеевичу подошел один из его друзей и повис на нем, что-то зашептал на ухо заплетающимся языком.

Воспользовавшись моментом, я сбежала, отыскала Марусю и, откланявшись, выпорхнула на улицу.

Москва встретила яркими огнями и шумом летящих по «Ленинградке»[1] машин.

Поежившись от вечерней прохлады, потопала к метро. Через полчаса оказалась в домашней тишине.

— Роки, я дома, — позвала крысенка, но не услышала ответного шуршания и топота его шустрых лапок. Обычно он встречал меня, когда оставался на целый день в одиночестве — скучал. Я забеспокоилась и, не переодеваясь, принялась искать Рокфора, заглянула по всем углам — его нигде не было.

— Малыш, где же ты? Я принесла тебе вкусненькое. Роки!

Меня заполнила тревога и неясные воспоминания — улица, крысеныш, перевернутая повозка…

Роки, неужели ты остался один, там…

Стоп. Минуточку. Там — это где?

Глава 4