Мои больные (сборник)

А у мамы появилось кровохарканье. До этого ее лихорадило. Сказали, что это признак открытой формы туберкулеза. Мама была очень слабенькая, мне было страшно за нее, и я помогал ей, как мог (70 лет спустя, я написал об этом в книге «Мальчики войны»). После ходатайств отца перед Наркоматом Обороны нас вернули в Москву, и маму сразу положили в больницу.

Помню в 1944 г. в Лефортово, в бараке, в котором мы жили после возвращения из эвакуации, рядом с нами проживала семья командира по фамилии Рызванович. Их мама, в прошлом учительница, была очень больной женщиной. Она задыхалась при малейших движениях, лежала на высоких подушках, так ей было легче. Румянец на щеках делал ее очень красивой. У них был сын, Юрка, чуть моложе меня. Она много рассказывала нам из книг, рассказывала о Минусинске, городе в Сибири, в котором они до этого находились в эвакуации. Это были тихие беседы. Иногда она угощала нас, мальчишек, кисленькими «витаминками храбрости», так она называла горошинки витамина С. Как-то мы играли во дворе. Неожиданно во двор въехала машина скорой помощи, и через 15 минут из дверей барака на носилках вынесли Юркину маму. Она задыхалась, стонала, и изо рта ее вытекала пена. Взрослые сказали, что это отек легких. У нее был митральный порок сердца.

Жизнь нас взрослила, но мы упорно оставались детьми. Просто детство наше было военным. А мы были детьми войны.

Медицинские наблюдения накапливались и оставались в памяти.

Помню случай, когда девушка на перроне внезапно упала и забилась в судорогах. Люди ее бережно подняли, чтобы не разбила голову об асфальт, и положили на скамью. Она прикусила язык и обмочилась. Спустя 5 минут судороги закончились, и она заснула. Болезнь эта называлась «падучей» или эпилепсией. Позже к девушке подошли ее друзья. Все это казалось каким-то нелепым. Девушку было жаль.

В 1943-м году отец получил известия из блокированного Ленинграда, Сообщали, что вся семья Кирилловых, рабочие военных заводов на Ржевке, умерли с голоду, в их числе наши бабушка и дедушка, а дядя Паша был убит на Карельском фронте. Питались мы плохо, но о том, чтобы умереть с голоду, мы слышали впервые.

В те годы, с 1943 по 1946-ой, мне приходилось часто навещать мою маму в различных туберкулезных больницах Москвы. Помню душные палаты, переполненные изможденными женщинами, сладковатый запах отхаркиваемой мокроты, напоминающий запах меда. Летом 1946-го года, уходя от мамы и чувствуя, что она теперь уже точно умрет, рыдая в больничном сквере, у памятника Достоевскому, я поклялся: сколько буду жить, столько буду уничтожать фашизм, убивший ее. Летом 1946 г. мама умерла. Было мне тогда 13 лет.

Видел я и больных, и раненых, в том числе на костылях, возвращавшихся с фронта, но все же они не были моими больными. О них знали и все мои сверстники. Подлинное, ответственное отношение к больным людям появилось у меня только в ходе учебы в Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова.

В 1953 г. на 3-м курсе начались лекции и практические занятия по пропедевтике внутренних болезней. Мне выделили на курацию больную ревматизмом и митральным пороком сердца, женщину лет 35-ти.

Сложным оказалось не аускультировать сердце, дифференцировать тоны и шумы, а преодолеть психологический барьер между собой и больным человеком. Я был очень взволнован поначалу, так, что больная, увидев перед собой в сущности как бы своего сына, которому неловко было даже дотрагиваться до ее груди, сама помогала мне, и я с ее помощью перкутировал и выслушивал ее сердце как положено – и лежа, и на боку, и сидя. Кожа ее была слегка влажная, больная при движениях задыхалась и к концу обследования заметно уставала. На щеках ее был виден румянец – характерный симптом митрального стеноза сердца.

Мне было жалко ее, тем более, что мы с ней как бы подружились. Прогноз был плохим: тогда на сердце еще не оперировали. Преподаватель согласился с моими данными. Так продолжалось каждый день. Больные менялись, опыт закреплялся. Но к своей первой больной я наведывался просто так, и она была этому рада.

С тех пор минуло практически 60 лет. Я имел дело (диагностировал, консультировал, оказывал помощь, лечил) с тысячами больных и раненых. Студенческие годы в Академии, 7 лет работы в медпункте Рязанского парашютно-десантного полка, 3 года клинической ординатуры в клинике Н.С.Молчанова и Е.В. Гембицкого, год работы в Окружном Ленинградском госпитале на Суворовском проспекте и 46 лет работы в клиниках г. Саратова. К этому следует добавить командировки в Самарский Окружной военный госпиталь (1976–1977 годы), в Кабульский госпиталь советских войск для работы в качестве профессора-консультанта в 1987 году и в Армению (Ереван, Спитак, Ленинакан) в 1988–1989 годах, в дни известного землетрясения. Это дало весьма разносторонний опыт, обобщение которого легло в основу многих моих как научных, так клинических и литературных трудов.

Расслаивающая аневризма аорты с разрывом ее в перикард и развитием тампонады сердца