Домработница уже привыкла к виду хозяйки дома, лежащей трупиком на диване. Надеюсь, она меня хотя бы не обмахивает метёлочкой от пыли. Очнувшись к обеду, я находила на кухне аккуратно прикрытые тарелочки с педантичными записками о составе блюд и указанием количества калорий. Час на йогу, иначе затёкшее от лежания тело болело неимоверно. Перекусив, я выползала в ближайший парк, разглядывая там голубей и визжащую детвору. В голову лезли странные мысли: какой лут можно поднять с голубя, кроме перьев? У какого класса есть навык катания на роликах? Те, кто жрёт хот-доги из палаток, получают бонус или дебаф?
В один из дней заставила себя прошвырнуться по бутикам и поймала себя зависшей над кардиганом от Валентино. Оказалось, я пыталась понять, какие у него статы, а если их нет, то на хера его вообще покупать. С восторгом новообращённой я ныряла в мир «Дороги славы». Там воздух был чище, трава зеленей, брутальные мужичайшие мужики рубились там с монстрами, и при взгляде на них адреналин пёр из всех отверстий. Реальный мир всё больше казался мне серым, скучным. Без мужа я не могла сорваться в Зёльден[15] или на остров Берарра[16] и вынуждена была киснуть в пыльной Москве. Из-за кача я пропустила даже вторничный фитнес. Поэтому, когда мне позвонила Татка, я с восторгом подорвалась, оставив на сегодня Серёжу без бухла и собеседницы.
– Вот она, сучка! Дай я тебя обниму, прошмандовка ты такая!
Милка глушила текилу шотами и была уже хороша. Из всей закуски она признавала только сало и солёные помидоры, а их в «Сиянии» не подавали, будь ты хоть первая леди. Тата тянула через трубочку что-то густое и малиновое, и я заподозрила, что алкоголя в этой бурде нет. При виде меня она скривилась, изображая улыбку, хотя именно Татка организовала встречу. Наш любимый столик стоял на балконе высоко над танцполом, но всё равно, чтобы услышать друг друга, нам приходилось кричать.
Внизу пёстрым морем колыхался рейв. От него пёрло такой энергетикой, что я пьянела здесь без бухла и препаратов. Хотелось броситься туда, вниз, стать крохотной икринкой и раствориться в потоке и ритме. Мы выбирались время от времени в этот клубешник позажигать, вдали от любопытных глаз. Милка уже свесилась через перила, выкрикивая что-то в такт биту. В гранжевых джинсах-бойфрендах[17] и потёртой короткой джинсовке, увешанная полновесными золотыми цацками, она рассчитывала выглядеть в стиле «героиновый шик»[18], но больше смахивала на гопницу из Долгопрудного, лома-нувшую местную ювелирку.
Тата, напротив, в своей чёрной худи-безрукавке от Yeezy с натянутым на барбарисовую[19] бейсболку капюшоном смотрелась дорого и агрессивно и была на кого-то смутно похожа. Я даже нахмурилась, вспоминая, но быстро забила на это. Я сама оделась как рейв-гёрл – в кроссы-луноходы, розовую кожаную мини в облипку, топ с принтом и короткую серебристую курточку, блескучую, как фольга. С цветными нитями в афро-косичках и пирсингом-бабочкой в пупке хрен бы кто узнал сейчас Маргариту Дмитриевну, меценатшу и светскую львицу. На входе меня даже попросили показать паспорт, но я сочла это за комплимент, а не за реальное сомнение, что мне стукнуло восемнадцать.
Я сдула огонь с самбуки, залила её в себя залпом, и горячий пряный вкус ударил прямо в мозг. Голова стала лёгкой, как воздушный шарик. Диджей качал, попадая в ритм сердечных ударов, и музыка лилась по жилам. Я чувствовала себя охуенной, красивой, всемогущей. Настоящей хозяйкой этого грёбаного мира!
– Девчули, я попудрю нос! – Милка, виляя задницей, пошла вниз к туалетам. Да, здесь тебе не «ПодZZемка», дороги прямо на столе никто рисовать не позволит.
Я пялилась ей вслед, как вдруг услышала Тату:
– Эльфийка?
– Чё?!
– Гоняешь эльфийкой?
– Где? – я всё ещё косила под дуру.
– В «Дороге славы». Думаешь, я тебя не раскусила, Маргоша? Я видела, как ты ёрзала тогда в фитбаре.
– С чего ты взяла?
– Да ты на себя посмотри! Трубу не берёшь целыми днями! Инсту не обновляешь. Уже неделю человечество не в курсе, что Марго на завтрак жрала. Жопу свою обожаемую качать перестала. Хорош мне звиздеть, эльфийкой? – Татка вскочила, схватив меня за руку, и впилась взглядом, как прокурорша.
– Эльфийкой, – опешила я от такого напора. Не стану же я ей сейчас объяснять, как сглупила при создании куклы.
– И магичкой, – заключила Тата. – Где ж тебе свои ручки холёные марать! Что, похожа я на Нику-Костоломку? – она встала и покрутила задницей в плиссировке от Барбери. – Видела я твои гримаски, на них окончательно и спалила. Что, уже всё бабло на шмотки слила?
Я закатила глазки, дурачась. Таткины слова меня почему-то только смешили.
– Мне больше Эльвира-мертвительница понравилась, она такая мм-м…
– В твоём блядском стиле, – припечатала Тата.
– Слышь, подруга! – Я начала заводиться, но даже злость была весёлой, я едва держалась, чтоб не заржать этой стерве в лицо.
– Чё тут? Чё тут? – подскочила к столику Милка. Её переполнял движ, зрачки залили радужку, она не могла стоять на месте, пританцовывая у столика. – Чё собачитесь, сучки? Го танчить!