Мои большие файерболы

(*Вертушка — Раньше это был телефон «прямой связи», специальной телефонной сети для высокого начальства. Сейчас не менее статусный телефон фирмы «Vertu». Конкретно здесь речь идет о телефоне VERTU ASTER. Корпус — титан и золото со вставками из кожи ската, и инкрустацией из сапфиров и бриллиантов)

— Опять звонит — упавшим голосом сказала Тоня, боясь поднимать на меня глаза.

— Дай сюда трубку, — ответила я. — И умойся сходи, позорище.

Звонил Герман:

— Нам нужно встретиться, Маргарита Дмитриевна.

— Подъезжай, я дома.

— На нейтральной территории, — заупрямился особист. — Не нужно, чтоб нас слышали.

— А у меня могут услышать?

— Я ничего исключить не могу, а качественная проверка займет время.

— Хорошо, — сдалась я. — Где?

— Чебуречную на ВДНХ знаете?

— Я пожалуюсь твоему шефу, что он тебе мало платит, — прыснула я.

— Там минимальный шанс встретить знакомых. Чебуреки есть не обязательно.

— Хорошо, — я прикинула время, — буду через полтора часа.

— До встречи.

Чебуречную на ВДНХ я действительно знала. В начале двухтысячных там собирались телевизионщики и рекламисты, сценарии эфирных бестселлеров писали на закапанных жиром салфетках, а девочки из провинции ловили удачу за парой стопок водки с нужным человеком.

Знакомых я встретить не опасалась. Удачливые перебрались оттуда в Дягилев, а потом в Кису и Горыныч, а лузеры на помойку или на кладбище. Может быть новое поколение тоже ловит там свою волну, не знаю.

Германа я заметила сразу. Он занял угловой столик и торопливо доедал свой чебурек.

— Всегда заказываю, — словно извиняясь сказал он. — Вкусные.

Я никак не покомментировала его слова. Ностальгии во мне — это место не вызвало, и я хотела лишь убраться отсюда поскорее. Но хотя бы поняла его резоны. Шум тут стоял не прекращаясь, и записать наш разговор вероятно было невозможно. Хотя к чему такая секретность.

Безопасник правильно понял мое молчание. Он отложил недоеденный чебурек, тщательно вытер пальцы и вытащил из папки стопку тонких листов с машинописным текстом. Мне кажется эти черные кожаные папки производят исключительно для ментов и особистов. И продают только по предъявлению удостоверения. Ни разу не видела с такой нормального человека. Неужели они сами не понимают, насколько с ними палятся?

Текст действительно был отпечатан на машинке, причем, похоже, в одном экземпляре.

— Показания Алексея Ветрова, — пояснил Герман. — В Ваш подъезд он проник по указанию владелицы фирмы, Ремизовой Натальи Марковны. Целью было обесточить квартиру № 32, нанеся максимальный вред находящемуся внутри электрооборудованию. Устройство разработал сам. По образованию он — инженер–электронщик. За работу получил премию в 1000 американских долларов наличными. Никакого ущерба для жизни и здоровья в ходе акции не планировалось. Это точно, мы тщательно выяснили. — От слов Германа веяло холодком.

— Отличная работа. Я скажу Виталию Арнольдовичу, что довольна.

— Спасибо! — щеки оперативника чуть порозовели, было понятно, что это упоминание пойдет на пользу его карьере. — А с ним что делать?

— С ним? — удивилась я.

— С Алексеем Ветровым.

Думала я недолго.

— Уложите его в больницу на пару месяцев. Совсем не калечьте, но дайте время поразмыслить о жизни.

Да, это пешка. И ход делала совсем другая рука. Но пешки гибнут первыми, и их гибель ослабляет позицию. Может Леша Ветров, которого я видела только на камере наблюдения, и не осознавал риск. Зато теперь все его коллеги десять раз подумают, прежде чем сделать гадость Маргарите Дмитриевне. И запросят побольше, чем сраная тысяча баксов.

Герман медленно кивнул. Может удивился моей кровожадности. Я часто произвожу на людей обманчивое впечатление.

— А с Натальей Марковной? — уточнил он аккуратно.

Я его понимала. Ремизовы — фамилия известная. Такую фигуру и спецслужбам трогать опасно. Даже сейчас, когда, Сава Ремизов сидит под следствием. Опять же, это Милка сказала, что сидит. А что там по правде. неизвестно.

— Ничего, — успокоила его я. — С ней я сама разберусь.

— Тогда на этом все?

— Да, спасибо. И приятного аппетита, — я кивнула на чебурек.

Герман чуть смутился и опустил глаза, дав мне возможность уйти не прощаясь.

Терпеть не могу прощаться с людьми. За жизнь так и не научилась. Поэтому всегда стараюсь уйти молча.

* * *

Моя маленькая красная машинка ползла через столичные пробки. Милке хорошо, она с мигалкой гоняет на мужнином мерине*. Точнее, у них в семье два таких, с одинаковыми номерами. Стоят людишки в пробках, терпят. Милку в спа салон пропускают.

(Мерин* (устар.) — Автомобиль марки «Мерседес–Бенц»)

Я ехала на встречу благотворительного фонда «Новое поколение*". Сама председатель правления Милана Викторовна Филимонова лично напомнила мне о необходимости присутствовать: