Мои большие файерболы

На рынке в Марокко и то было понятнее. Там хоть товар видно, а тут даже вещи незнакомые. Красным и синим бутылочками я обрадовалась, как родным.

— Почем эликсиры?

— По пять серебрушек. Я сам варю. Алхимию качаю.

«В магазине в четыре раза дороже», — подумала я. По золотому за бутылку. Денежную систему я уже немного изучила. Монетки здесь были трех видов, золотые, серебряные и медные. Один золотой меняли на 20 серебра, а серебрушку на 20 медяков.

Худой и лысый продавец, с небольшой забавной бородкой по имени ДуриВар истолковал заминку по–своему.

— Если принесешь траву, из твоей сварю, на обмен. Мне главное экспа.

— Не, я не люблю ботанику. Только про пестики и тычинки помню!

Алхимик затупил, ботан, он и есть ботан. А я и сама хороша, строю из себя цацу, а сама одета как бомжиха. С этим срочно надо что–то делать. Не может быть, что тут нет приличных шмоток! Наверно тут телочки отыгрывают воровок и лазутчиц, потому что них есть хоть что–то симпатичного из одежки. Я бросила ДуриВару приглашение в друзья, и его имя тут же появилось в списке моих контактов. Прямо рядом с паршивцем Максом, который сегодня в игре так и не появился. Думаете, я его удалила? Как бы не так. Наоборот, я очень хотела пообщаться с этим гадёнышом, а лучший для этого способ — не спугнуть раньше времени. От алхимика я свалила по–английски, если понадобится, теперь я его найду, а пока нам говорить не о чем.

Я разглядывала дома, обступавшие площадь и вдруг чуть не взвизгнула от радости. В одной из витрин я увидела манекен. Портновский черный манекен, обтянутый велюром*, а на нем что–то похожее на корсет.

Со всех ног я кинулась туда.

(Портновский манекен* - это не «кукла с человеческим лицом», вроде тех, что стоят сейчас во всех магазинах, а болванка на подставке обтянутая тканью, без рук, ног, и головы, зато анатомически точно повторяющая контуры тела для удобства портного.)

Колокольчик над дверью звякнул, и я оказалась в ателье. Помещение это знало и лучшие годы, тусклое освещение, разбросанные рулоны ткани на закроечном столе, пестрой змеей поверх этого спутанный портняжный метр.

— Вы ошиблись дверью, мадам. Острые железки продаются ниже по улице.

Я едва разглядела того, кто говорит. Острые модные усики уныло обвисли, под глазами мешки, во взгляде затяжная грусть. Портной, а это мог только он, налил себе в крохотную рюмочку тягучего ликера и отпил глоток.

— А даму Вы не угостите? И кстати, я мадмуазель. Мадмуазель Мари.

— Мадмуазель! Мэтр Седжвик к Вашим услугам! — смешной долговязый усач вскочил с места, чуть не перевернув бутылку, и принялся искать вторую емкость, — Ви правда ко мне? Ви не мираж?

Не смотря на британскую фамилию и усы испанского гранда, забавный персонаж пытался говорить с французским акцентом. Игровые дизайнеры сотворили его явно в порыве креативного угара.

— Вас не жалуют вниманием мсье? Как такой возвышенный человек мог оказаться в подобной дыре?

— Ах, я и забыл, когда в последний раз слышал колокольчик на этой двери. Я был так молод, когда открыл здесь свой салон. Я приехал из большого города, там народ культурный, изысканный. Мне казалось, что все, кто приходит в этот мир, будут стремиться к красоте. А они бесстыдно бегают, как оборванцы.

Он отыскал наконец вторую рюмочку под ворохом мятых выкроек, дунул в нее, посмотрел на свет, и счел достаточно чистой для использования. Я не стала привередничать, вряд ли здесь окажутся микробы. На вкус ликер был приторным, но приятным. Я поняла, что мэтр соскучился по свободным ушам, и готов изложить мне всю свою лайфстори, поэтому взяла быка за рога.

— Вы дождались своего часа, мэтр. Мне нужно сшить приличный наряд. А местами и не очень приличный, — я скромно опустила ресницы, приведя портного в восторг.

— О, зовите меня просто Антонио, мадмуазель Мари. Но я не могу ничего сшить. Я только перешиваю готовое. Но зато так, что оригинал поменяется до неузнаваемости.

Я слушала мэтра, прихлёбывала ликер, и офигевала от того, как изящно «Дорогу славы» из задротской РПГ превратили в лакшери–шоу. Здесь существовало огромное количество одежек для разных классов, с разными характеристиками и достоинствами. И чтобы подогнать уникальную, но совершенно не подходящую по стилю шмотку, существовали портные. Они изменяли внешний вид одежды, оставляя ее свойства. Конечно существовали ограничения, панцирь или кирасу нельзя было превратить в шелковую рубашку. Но изменить, ее цвет, форму, стиль, изменить цвет или нанести чеканный рисунок — можно. Чем ценнее была вещь, тем дороже обходилась ее модификация. Порой за «перешивку» драли две–три цены оригинала. Красота требует жертв.