Мой босс вампир

Курин на фамильярный тон старика не обратил ни малейшего внимания, привык. Михалыч при нем был еще тогда, когда Сашка Курин только начинал с челноков. И бывший вояка только осваивался в свежем, кипящем мире рыночной экономики девяностых. Поэтому без сантиментов обходились уже давно. Но только в приватной обстановке. На людях они общались цивилизованно. Сейчас слушать было некому, и потому разводить дипломатию не хотелось.

– Михалыч, я не старею, я помираю. И ты это прекрасно знаешь. Сколько мне дали? Год?

– А ты и веришь?

– Да если б даже не верил, один хрен. Никто не вечен. И родить второго я уже не успею. Молодой был дурак, не соображал, куда надо инвестиции по самые яйца вложить. А сейчас уже все, уже, прости, не могу. У меня один Темка и остался. Знаешь, какой бы ни был, говнюк и мракобес, но родной же. Нашему гребанному государству я копейки не дам после того, что они со страной сделали, во что превратили все это, – он устало махнул рукой в сторону окна. – Считай меня старым маразматиком, но все, что я заработал – честно или нет, хочу передать тому, кого сам же и породил.

– Ну так не отпускал бы его никуда.

– Я слово дал, что мой сын никогда не будет как я, воплощением несбывшихся планов отца. У него своя жизнь и право выбора. Никаких больше династий. Хочет на сцену – пусть катится.

– Но сейчас-то ты от него что хочешь?

– Понимания хочу. Он привык к той жизни, которую я ему обеспечил своим баблом. И что на своих концертах он столько не заработает. А барахтаться в нищете не сможет. Или он сейчас учится, пока я жив, управлять готовым бизнесом, или, когда я помру, будет поздно. Разворуют к чертовой бабушке. А его самого грохнут. И ты не поможешь.

– До этого еще дожить надо. Врачи всегда перестраховываются. Одному такому сказали, месяц жизни даем. Так он уже второго и родил.

– Не суть, я пессимист. И рассматриваю худшие варианты, чтобы к ним подготовиться.

– Ну и готовься нормально! Ты что вообще удумал? Раз тебе так тревожно за Темку, так и приставил бы нормальную охрану, а не эту… святую троицу! Я когда их нанимал, особенно ту капитаншу ненормальную, у меня сердце кровью обливалось – от нее в первую руку жди беды, ведьма чертова!

– Вот потому и нанял, что ведьма. И не сметь перечить. Знаю, ты в чертовщину не веришь. И я не верил, и открещивался как мог, у меня тоже, знаешь, воспитание советское. А на Темкины увлечения всегда смотрел сквозь пальцы, потому что тоже считал все это хреновиной дяди Левиной.

– А сейчас передумал?

– Сейчас передумал. И знаешь, сейчас я действительно за него боюсь. Ты помнишь, я тебе рассказывал. Али забыл?

– Ты много чего рассказывал.

– Тот мужик как сказал – ваши собственные дети будут умирать на ваших глазах, и вы, прежде чем в могилу сойдете, увидите их смерть. Я раньше об этом не особо думал, а сейчас… Сейчас я сам, считай, одной ногой уже в землю закопался.

Курин снова приложился к стакану. Завтра выходной, можно и лишку тяпнуть. Хотя, конечно, врачи запрещали. А с какого хрена запрещать, если это ни рожна не поможет? Неоперабельный рак. Все, финиш. Хоть миллиардами ворочай, хоть разорись – а все равно ляжешь в гроб раньше срока. Что теперь толку беречь здоровье и париться на тему лишних ста граммов?

– Мужик ему сказал, – заворчал Михалыч и тоже потянулся к пузатой коньячной бутылке. В конце концов, разговор по душам начинается, можно и чуток принять для должного настрою. – А ты, значит, двадцать лет и думать забыл, и теперь только припомнил!

– Он ко мне во сне пришел. И еще раз сказал. В этот раз очень отчетливо пояснил, что тогда не пошутил.

– Потому ты весь этот балаган и затеял? С ведьмами, берсерками и несостоявшимися вампирами? Я пока читал всю эту чушь в досье, думал, что в детство впал. Сказочки бабушкины.

– А хоть бы и сказочки. Славик опытный боец, Меркулова – капитан. А Толик как был возле Темы шакалом Табаки, так и пусть остается. И что-то мне подсказывает, что эти мракобесы друг друга поймут лучше, чем мы их.

– Лучше бы он тут сидел и не высовывался.

– Да не будет он сидеть дома! – рявкнул Курин, – И я не дам. Сказал же, никаких приказов. Пусть живет, как хочет. Я только помочь могу. Мне вообще неважно, в Питере Темка или в Москве, хоть бы и на северный полюс поехал, без разницы. Сейчас такое время, из дома нос высунь – без носа останешься. Потому и отпустил. В родном доме тени от забора бояться начнешь, если только и думать о том, где тебя костлявая прихватит. Пусть живет, пока живется. Другое дело, что вся эта чертовщина мне покоя не дает никак. И не могу ведь понять, как с ней справиться. Все, что в моих силах – дать ему людей, которые, может быть, хотя бы разберутся.

– А покопаться в архивах, пошукать? Может, что полезное найдется?

– Откуда в архивах такая инфа, старый? Да и на кой черт, сейчас больше пользы от нашего долбанутого Толика. Он на своих форумах больше может накопать, чем все твои архивные черви в своих сталинских тоннелях.

– Это верно, – согласился Михалыч. – Таки объясни мне, бестолковому, хоть раз, но по-человечески, что там у тебя за терки с мужиком приключились?