Славик врывался, он был в своей стихии. А вот Паханчика начало нестерпимо тошнить. От моря крови, от соленого запаха, отдающего железом и грязью, от вида распростертых на пустыре тел. Но надо было встать и сделать важное дело – закрыть к чертовой матери ворота. Пока не набежало любопытных. Конечно, на дворе уже ночь, и нет таких дебилов, чтобы соваться в промзону по темноте, просто услышав железный грохот с очередного двора.
Но ведь жизнь такая непредсказуемая тварь! Именно сегодня, вопреки всем законам логики, кому-нибудь придет в голову гениальная идея проявить гражданскую бдительность. А тут такой, с позволения сказать, пейзаж.
– Славик, – окликнул боевого товарища Димыч, осторожно вставая на ноги. Не хватало еще, чтобы в запале берсерк покрошил в капусту своих.
Рекомый медленно повернулся. Лицо его было перекошено страшной гримасой, глаза сверкали в тусклом желтом свете, оскаленные зубы окрашены кровью. Зверь терзал врагов и жрал их плоть.
Димыч не выдержал и согнулся пополам, успев крикнуть предупредительно: "Ворота закрой, мля!"
Глава 8.
Кто бы мне сказал, что подобное будет происходить в моей нормальной, невыдуманной человеческой жизни! В лицо бы рассмеялась и предложила к психиатру сходить провериться.
То, что произошло, прекрасно вписывается в сюжет романа, но не в рамки будничных дней столичного менеджера. Поэтому иногда мне хочется потереть глаза и попробовать проснуться. Слишком нереальным кажется все то, что случилось. Необъяснимо, нелогично, события, похожие на скомканный, ломаный и рваный сценарий арт-хаусного фильма.
Успокаивает одно – в чертовой мозаике сюжетной кутерьмы случилось, стряслось, произошло, рухнуло и взорвалось все единовременно. Абсолютно все и сразу.
Мы даже не успели выдохнуть и осознать, как все началось и, черт побери, закончилось.
Утро началось с полнейшего безумия.
Громов даже не успел обдумать, как преподнести Валерию последние новости относительно произошедшего на съемках. Подобные рояли в кустах никак не входили в сценарный план ближайших дней. Они просто возникали и требовали вмешательства. Однако, приходилось задвигать ветки указанных кустов погуще, чтобы временно припрятать неожиданности – до более удачного момента. Иначе на этом самом рояле кто-нибудь надумает сыграть твой же похоронный марш.
На выходные Громов по привычке отключил телефон. И понедельник начался совсем не так, как полагалось. Не в десять тридцать, когда Громов соизволял объявиться в офисе, а в семь.
Золотов даже не звонил, он буквально врывался в телефонный аппарат своего заместителя и требовал скорейшего, "беспромедлительного" явления в офис. Уважительных причин, включая глобальные катастрофы, стихийные бедствия и смерть любимого хомячка Винса он даже не рассматривал. Ладно, придется ни свет, ни заря добраться до офиса и выяснять, какого черта здесь происходит.
Золотов, едва дождавшись напарника, буквально с порога начал вещать:
– Наконец-то! Нет, это просто немыслимое безобразие! У меня такое впечатление, что крестоносцам пора сменить бренд и превратиться в дуболомов!
– Угу, – Громов махнул рукой, дескать, продолжай. – Что там у них? Если уж ты меня вытаскиваешь в офис в такую рань.
– Это не я тебя вытащил, это они! – Золотов ткнул пальцем куда-то в неопределенность за дверью, – Короче, иди сюда!
Громов последовал за Валерием в его кабинет. Дальнейшее краткое объяснение с попутным завариванием трех литров чая объясняло причины утреннего переполоха.
Золотов пытался дозвониться еще в субботу, и в воскресенье тоже пытался. Полтора выходных дня, в течение которых Громов отсутствовал на связи. Винс комментировать этот факт не стал. Потому что сначала он отвозил домой Васю, и дома у нее еще полдня пробыл, чтобы успокоить, допросить по полной программе и привести в чувство окончательно. Потом ездил в Дорогомилово, здоровье поправить. А в воскресенье навещал свое семейство. И самым честным образом поработал раскаявшимся грешником перед гражданской женой и примерным папашей в зоопарке с дочерью. Поэтому и телефон отключил, чтобы никто этим важным процессам не мешал.
Золотову эти прописные истины объяснять не требовалось, он прекрасно помнил железное правило пять на два. С понедельника по пятницу Громов мог хоть круглосуточно торчать в офисе, слова бы не сказал. Но выходные были для него святы. И ничто не имело право вмешаться в пространство приватной жизни.
Только ситуация была из разряда "треснул мир напополам". И Золотов требовал решений, чем скорее, тем лучше.