Мой брат – Че

Одно из главных событий произошло, когда я учился в лицее. Другие, возможно, придавали этому лишь относительное значение, но для меня, взращенного в атеистической гиперполитизированной среде, это была катастрофа. Я говорю о поправке к закону 1420 о народном образовании, которая предполагала возвращение религиозного воспитания в школы. Я вместе с группой учеников начал противостоять этому. Это стало моим первым столкновением с репрессиями и гражданским правом. Я стал одним из основателей Ученического центра. Именно в это время и началась моя активная деятельность.

* * *

Моя мать поддерживала меня. Она была еще одним человеком, который сделал меня таким, какой я есть, хоть я и провел так много времени на улице, хоть я и был свободен, словно птица, хоть она и устала от воспитания детей. Мне было семь лет, когда она вторично заболела раком – первый раз имел место сразу после моего рождения – и ей ампутировали обе груди. Мой отец отсутствовал в это время. Подозревали, что он завел себе новую любовницу. Эрнесто, напротив, все время находился рядом. Моя мать всегда была для него как скала. Он изучал ее болезнь, потому что отчаянно хотел найти возможность ее вылечить, найти нужные лекарства.

Отношения с моим отцом стали очень трудными, конфликтными. Как только представлялась возможность, они цепляли друг друга. Моего отца начал раздражать такой сын с такими резкими взглядами. Он потерял влияние на него. Эрнесто было невозможно контролировать, и он проявлял желание отдохнуть от своих медицинских занятий, отправляясь в путешествие. Он мечтал о приключениях. Хоть он и был в то время очень политизирован, когда наш двоюродный брат Гильермо Мур де ла Серна попросил его присоединиться к движению против Перона, за которое он агитировал, Эрнесто ответил: «Нет, нет, это меня не интересует». Он думал, что сможет утолить жажду новых горизонтов, нанявшись в летнее время в качестве медбрата на танкер национальной нефтяной компании «YPF». На танкер – только представьте себе! Эта идея не вдохновила моих родителей, но в соответствии с их философией они не стали вмешиваться. В Кордове, за несколько лет до этого, когда им было четырнадцать и одиннадцать лет, Эрнесто и Роберто решили однажды утром пойти на сбор винограда. Виноградники находились далеко. Они сели на автобус, потом несколько километров шли пешком, чтобы до них добраться. Эта затея сильно взволновала моих родителей, но они вынуждены были согласиться. Мои братья вернулись совершенно изможденные через несколько дней: они съели слишком много винограда. В то время этот продукт был роскошью.

Опыт с танкером принес Эрнесто лишь горькое разочарование. Вместо того чтобы повидать страну, он в течение нескольких месяцев созерцал исключительно трюм судна. Эта морская экспедиция убедила его в том, что отныне следует вести бродячую жизнь только на земле.

«Страна Америки, где лучшая еда»

Меня часто спрашивают, что я чувствовал, когда Эрнесто уезжал. Этот вопрос я предпочел бы переформулировать так: что я чувствовал, когда он возвращался, потому что уехать он был готов всегда. Когда он вновь появлялся – это был настоящий праздник. В семье раздавались возгласы: «Ах, ох, Эрнесто вернулся, Эрнесто здесь!» Мы звонили, чтобы предупредить об этом остальных. Все хотели его видеть и слышать, мои родители, мои братья и сестры, дяди, тети и двоюродные братья.

* * *

Я был еще маленьким, но я прекрасно помню возбуждение, вызванное его отъездом 1 декабря 1950 года, первым из череды многих, которые потом будут удалять его от Аргентины каждый раз все дальше и дальше. Ему был двадцать один год, и он отправился в длительное путешествие на велосипеде, имея лишь весьма скудные сбережения в кармане. Он отказался от финансовой помощи родителей: он хотел справиться со всем сам.

Мой дядя Хорхе де ла Серна установил небольшой двигатель марки «Микрон» на его велосипед. Перед тем, как начать крутить педали, Эрнесто позировал для фото перед домом, надев берет, с солнечными очками на носу, с запасным колесом через плечо, с кое-какими пожитками на багажнике. Мы все высыпали на улицу и смотрели, как он скрывается за углом улицы, усаженной деревьями. Его задача состояла в том, чтобы проехать по северной части Аргентины, без конкретной цели, уехать так далеко, насколько ему позволят силы. Он надеялся открыть для себя Сан-Хуан, Сан-Луис, Мендосу, Сальту, Жужуй, Тукуман. Некоторые из этих провинций были еще недостаточно развиты. Если Буэнос-Айрес был продвинутым городом, то север страны оставался экзотикой, чудесно красивым, но отсталым. Сегодня el Norte[29] – это очень модно. А в то время это был другой мир, забытый мир, и относились к нему пренебрежительно. Он напоминал гражданам столицы, что Аргентина – далеко не Европа, что она находится в Южной Америке.