Он улыбается. Я вновь представляюсь, присаживаюсь. Он встает и подает мне чай. Мы коротко обмениваемся вежливыми приветствиями. Я спрашиваю о его происхождении. Он смотрит на меня и улыбается:
— Мое настоящее имя Джирино Джеймс Пратиано, вот почему меня называют Джейми. Моя мать была японкой, с Окинавы.
Отец — американец из Чикаго, сицилийского происхождения. Смешно, верно? Отец был американским солдатом на Окинаве. Там он познакомился с мамой, которая играла на сямисэне в одном из баров города Наха. Они поженились, прожили несколько лет вместе и развелись, когда мне было восемь лет. Отец уехал в Америку и не вернулся. Они не общаются между собой. Я не знаю, где он сейчас. Я ездил в Америку, в Чикаго, чтобы найти его. Там я встретил его друга, от которого получил немного информации. Он рассказал мне, что родители отца были эмигрантами с Сицилии, порядочными людьми. Дед был владельцем гаража в Чикаго. Но дядя, брат отца, вступил в коза ностра. Да, это тот самый Пратиано «The Weasel»54
из Лос-Анджелеса. Мы, мафиози, обычно гордимся своей семьей. Но за время своего пребывания в Америке я решил, что не хочу видеть отца или быть как-то связан с ним.Сэнсэй, я смешанный ребенок, полукровка, айноко. Айноко в Японии обречен быть пожизненно бойкотированным. Это хуже, чем гайдзин. Моя мать и я переехали из Окинавы в Токио, когда мне было десять лет. Она начала работать в клубах и барах на Синдзюку. Мама прекрасно играла и пела, откладывала каждую копейку, чтобы я смог пойти учиться в университет. Ее не стало два года назад.
В старших классах я был сорванцом, но все знали, что я смогу поступить в университет. Я относительно легко сдал вступительный экзамен. Изучал историю в университете «Азиа Дайгаку»55
. Я редко ходил на занятия, но очень активно занимался политикой. Я организовал крайне правую группу «Новые националисты». «Во имя императора», и все такое. Мы были маленькой, но заметной группой, левые боялись конфликтовать с нами.Почему правые? Потому что левые — это блеф. Их любви к людям хватало до тех пор, пока они не видели меня, русого японца. Это не сочеталось с их идеями о всеобщем братстве.
— Я окончил университет со средними оценками и продолжил политическую деятельность. Группа выросла, нас было уже около пятидесяти. Воодушевленная молодежь. Мы собирались изучать теорию миндзоку56
, речи Мисимы-сэнсэя. Купили черную машину с огромными громкоговорителями. Орали перед советским посольством, отравляли жизнь объединению учителей, избивали левых студентов, создавали проблемы людям из «Чюкаку-ха», делали гадости здесь и там. Но больше всего мы ненавидели людей из «Сэкигун-ха», «Объединенной Красной Армии». Вы слышали об «Объединенной Красной Армии»? Конечно слышали. Они ведь как-то убили много людей в вашем аэропорту Окамото. Да-да, Окамото. Это враги Японии, враги императора. Когда-то мы их искали, чтобы выбивать из них дух железными прутьями. Они были для нас крысиным дерьмом. Это был не бизнес, это была идеология. Но потом они исчезли из Японии и переместились в Ливан, Северную Корею, Ливию и на Филиппины. Когда-то мы специально ездили на Филиппины, чтобы вычислить их и уничтожить.Но далеко не все члены нашей группировки были настоящими патриотами. Некоторые из них вступали в нее по другим причинам. Крайне правые, сэнсэй, это убежище. Те, кого общество отвергает, идут либо в якудза, либо в крайне правые. В моем случае — это сочетание и того и другого. Окинавцы ненавидят японского императора. Как я, наполовину иностранец, родившийся на Окинаве, могу так бороться во имя императора? Во имя Японии? Объясните мне, вы же профессор. Как получилось, что я нахожусь в сердце Японии и никто не может сказать, что я чужой? Никто не может выгнать меня, ведь я больший патриот, чем большинство подлинных японцев.
Когда я был маленький, мама поменяла мое имя на Хамано Такахиро, и теперь это мое официальное имя. Американо-итальянское прошлое стерто. Но я не крашу волосы. Почему? Потому что сейчас я живу в семье, где неважно, откуда я и какого цвета мои волосы, я живу в семье якудза.
У меня маленькая армия в духе Мисимы-сэнсэя. Мы выпускаем газету и организовываем съезды. Мы до сих пор давим на русских, чтобы вернули Японии северные острова, и нападаем на коммунистов. У нас есть секретные базы для тренировок в горах. Когда полиция нас достает, мы скрываемся там. В полиции нами занимается отдел по борьбе с террором, а не отдел по борьбе с якудза.
Когда мы были партизанской группой, после университета, то не смогли выжить. Нам нужна была поддержка. Люди разошлись. Страстная увлеченность, которая была вначале, растаяла. Люди были слабыми, не умели воевать. Сэнсэй, японская молодежь сегодня совсем не умеет воевать, они не умеют драться, боятся всего.