Мой брат играет на кларнете

– Значит, так… Мы пригласили Николая Николаевича, – загудел Костя. О чем бы он ни говорил, лицо его оставалось мрачным, и голос звучал так, будто он вот-вот собирался бросить в огонь Буратино.

– Если не секрет, с какой целью вы его пригласили?

– С самой высокой, – сказала Зина. – Хотим поговорить о репертуаре нашего театра.

– А с каких позиций? Если не тайна…

– С разных позиций, – сказала Зина. – Костя – с одной, а я – с другой.

Ивана Максимовича прежде всего заинтересовала позиция Зины.

– Нет, пусть лучше основной доклад делает секретарь. А я выступлю в прениях, – сказала она.

– Значит, так… – начал Костя. – Педчасть раздала анкеты зрителям-старшеклассникам. Вопрос был один: «О чем должна рассказать ближайшая премьера нашего театра?»

Старшеклассники ответили: «О любви». Не все, конечно… Но большинство.

– Я знаю, – сказал Иван Максимович. – Валентина Степановна была немного огорчена. Но мне удалось убедить ее, что в этом нет ничего ужасного.

– Значит, так, – продолжал Костя. – Старшеклассники быстро ответили на анкету, потому что мы обещали выполнить их пожелание. Но пьесы о любви в театре не оказалось. Тогда Тонечка Гориловская мобилизовала всех авторов – столичных и местных. Они прислали то, что у них было на эту тему.

– И что же вы выбрали?

– «Ромео и Джульетту», – ответил Костя.

Иван Максимович привстал и навалился своим коренастым туловищем на край стола.

– Окончательное слово, конечно, за худсоветом. Но я согласен уже сейчас. И Николай Николаевич, я уверен, не будет против.

– Почему вы уверены? – спросила Зина.

– Потому что совсем недавно… буквально сегодня вечером, он сказал мне, что ставка на молодежь – это беспроигрышная ставка.

– Афоризмы, цитаты, формулы… – пробормотала Зина.

– Что? Что?… – не расслышал Иван Максимович.

– Да так… ничего серьезного.

– Шекспир в ТЮЗе?… – вслух размышлял директор. – Это будет новаторством.

– Что-о? Новаторство?! – Зина уставилась на директора. – Это традиция. В Ленинграде поставили «Гамлета». А «Двенадцатую ночь» показывают днем и вечером в разных ТЮЗах!

– Я знаю… Но на нашей сцене Шекспир еще не бывал.

– По-моему, театр, который ни разу не поставил Шекспира или Островского, – это не настоящий театр, – отрезала Зина.

Костя с укором взглянул на свою заместительницу.

– Только что говорила о формулах… – Он покачал головой. – Значит, так, Иван Максимович. Мы хотим, чтобы спектакль был молодежным.

– Шекспиру – от комсомола! – вставила Зина. Костя снова с укором взглянул на нее и продолжал:

– Значит, так… Актеры – молодые, художник – молодой, композитор – молодой.

– Хотелось бы, конечно, чтобы и постановщик тоже был молодой, – добавила Зина.

– Это было бы неэтично по отношению к главному режиссеру, – сказал Иван Максимович.

– Очень сомневаюсь, что Николай Николаевич способен поставить спектакль о любви.

– Ну почему же? Такой красивый мужчина!..

– Хотя пусть поставит! – неожиданно согласилась Зина. – А то все лекции да беседы! Пусть совершит на наших глазах прыжок от теории к практике.

– Это несправедливо, – возразил ей Костя Чичкун. – На его лекции ходят все. Многие даже ведут конспекты.

– Режиссер-наставник, – пробормотала Зина. – За год ни одной постановки!

Иван Максимович заволновался:

– Ты сказала, что в разговоре с главным режиссером у Кости будет одна позиция, а у тебя – другая. Это она и есть?…

Зина вскочила и заметалась по кабинету. От стены до стены она делала вдвое больше шагов, чем Николай Николаевич. Но преодолевала это расстояние вдвое быстрее.

– Я дружу с семьей Патова. С его женой, дочерью… Они прекрасные люди. Хотя разные… – В оценке людей Зина любила точность. – Ксения Павловна – это домашний ангел. Домашний только потому, что сидит дома: ее доброты могло бы хватить на весь наш ТЮЗ. Лера говорит все, что думает!

– У нас в театре такой характер уже есть, – вставил Иван Максимович.

– Нет, мы с ней непохожи. Она острее!

– Бедный Николай Николаевич… – громогласно вздохнул Костя. Его заступничество всегда казалось очень убедительным и весомым, потому что диссонировало с его внешностью и голосом. «Уж если такой жалеет, такой заступается!..» – думал тот, кто видел Костю впервые.

– Ну и что?! – крикнула Зина и уставилась немигающими глазами куда-то в пространство. Казалось, она мысленно изумлялась самой себе. – Они обе – прекрасные люди. И что же? Я из-за этого должна промолчать?

– Скажи конкретно, объясни… О чем ты не можешь молчать? – умоляющим голосом произнес Иван Максимович.

– Врач должен лечить людей, каменщик – строить дом, а режиссер – ставить спектакли. Разве это надо доказывать?

– Сядь, пожалуйста… Это все понимают. В этом все абсолютно убеждены!

– Но убеждения и взгляды не всегда совпадают с поступками. Вот вы, Иван Максимович, как директор, и Костя, как секретарь комитета, убеждены, что Патов должен был за год проявить себя… как режиссер. Но это ваше убеждение остается при вас. А при мне не останется. Я его выскажу на комитете!