Окна домика звали, манили меня к себе так сильно, что я обогнал Глеба.
Эти окна казались мне близкими и родными до той минуты, пока я не увидел, что они с внутренней стороны плотно закрыты ставнями.
Я сразу немного отстал, и Глеб достиг домика первым. Но он не взбежал на крыльцо, а уступил мне дорогу. Я взбежал, дернул за ручку, которая оказалась холодной и мокрой. А дверь оказалась закрытой.
«Выходной день – воскресенье», – прочитал я на облезлой табличке.
О, какие печальные сюрпризы подсовывает нам жизнь!
Все смотрели на меня. В глазах не было и тени недавнего восхищения. Я был на крыльце, а чуть пониже стояли пятеро моих друзей – в пустом поселке, на мокрой земле, под дождем, возле закрытой почты. И они снова считали, что я виноват: если бы я утром не перепутал, они бы сейчас ехали в теплом вагоне к своим мамам и папам. Я перепутал… Это вновь стало для них моим последним поступком. А о том, что, если б не я, они бы все сидели в подвале, никто уже и не помнил!
Так я думал, пока не заметил в глазах у Наташи нечто иное. Я увидел в них ожидание и надежду. Как это было уже не раз в тот день. Она еще надеялась на меня!
И вновь началась цепная реакция: идея одна за другой полезли мне в голову.
– А если добежать до соседней станции? Это далеко?
– Полчаса бега, – ответил Глеб. – Но районная почта здесь… А там нету будок…
– Воскресенье для всех воскресенье! – мрачно изрек Покойник. – Ты думаешь, там уже начался понедельник?
– Зачем же так? – неожиданно оборвал его Принц. – Зачем говорить под руку?
– Ну, если он будет думать рукой, наши родители обречены!
– Покойник, не трогай Алика! – сказал Принц так же грозно, как говорил раньше мне: «Не трогай Покойника!» В его груди билось честное, благородное сердце! Поддержка вдохновила меня.
– А куда ты, Глеб, вчера звонил по междугородной? Чтобы предупредить Племянника… Ну, о том самом… о чем ты знаешь. Куда ты звонил?
– На дачу.
– Значит, там есть телефон?
– Да. Его дедушке… Он выступал на телефонной станции, и ему… Там даже табличка… на аппарате: «Гл. Бородаеву от благодарных читателей…»
– По этому телефону ты, Наташа, и позвонишь! – провозгласил я с крыльца, словно с трибуны. – А потом, если останется время, и мы позвоним.
– Нет… – сказал Глеб. – Ты не знаешь Григория. Он не позволит… Раз мы его…
Глеб еще не знал главного – он не читал моей надписи на столе: «Племянник! Передай привет своей тете!» А если Племянник, в отличие от Глеба, уже прочитал эти слова? Тогда он и подавно не пустит нас к телефону! А то еще и загонит обратно в подвал… Встречаться с ним страшно!
Так я думал, а вслух сказал:
– Что нам Племянник! Шестеро одного…
– Не ждут! – подсказала Миронова. И в первый раз в жизни, подсказывая, не угадала.
– Не боятся! – поправил я ее. И повторил: – Шестеро одного не должны бояться!
– Ты не знаешь Григория, – опять сказал Глеб, – Он же сидел… А мы не сидели… Нам не справиться…
– Посмотрим! – воскликнул я. Но по-прежнему стоял на крыльце: торопиться на «старую дачу» как-то не очень хотелось.
На выручку мне пришла цепная реакция: новая идея ярко вспыхнула средь рано спустившихся сумерек.
– Он нас пальцем не тронет!
– Пальцем, конечно, – заныл Покойник. – А ты видел, какой у него кулак?
– Не видел! И ни один из вас не увидит, – сказал я уверенно. – И самого Племянника вы не увидите!
– Разве это возможно? – продолжал сомневаться Покойник.
– Возможно!
– Разве Племянник исчез? Испарился?
От страха Покойник опять стал изъясняться вопросами.
– Когда вы войдете в дачу, она будет пуста, – сказал я. – Вы верите мне?
– Верим, – сказала Наташа. Это было мне скромной наградой.
– Бежим! – крикнул я.
И все опять побежали.
Если бы кто-нибудь в тот день наблюдал за нашими передвижениями со стороны, он бы решил, что происходит нечто весьма странное и подозрительное. Сперва мы мчались от дачи к лесу. Остановились, помахали руками вокруг Покойника и снова помчались. Потом остановились на платформе, снова помахали, посовещались и, обдавая друг друга брызгами грязи, устремились к почте.
Опять остановились, опять помахали, посовещались и со всех ног помчались обратно к даче… Теперь уж я все время бежал впереди, как вожак, который обязательно есть в любой стае – птичьей, собачьей и всякой другой. Мне не нужна была теперь помощь Глеба: я сам знал дорогу.
По пути к даче мы несколько раз отдыхали. Каждый по-своему. Покойник сразу бухался на пень или на скамейку и дышал всеми частями своего тела: носом, ртом, животом и плечами. Принц Датский ходил, по-спортивному высоко поднимая ноги, вскидывая и опуская руки, глубоко и ровно дыша. Глеб начинал прогуливаться где-нибудь подальше от меня: он избегал моих глаз и вопросов.