Мой брат – моя истинная пара

Всё было ясно. Я помнила это состояние. В мой первый день здесь, когда меня только-только «вселили», Эсуми вела себя именно так. Тогда я не почувствовала ничего странного, потому что вообще всё происходящее было странным, но теперь чётко видела разницу между тем, когда телом владеет Эсуми — и когда им управляет вот эта чуждая воля, не позволяющая вообще никак воспротивиться.

По всей видимости, послание Эсуми дошло до мага, и он решил взять дело в свои руки.

Карета тряслась по булыжной мостовой, тело Эсуми вцепилось в поручень, а я внутри старательно повторяла про себя то, что мне сказал Райен.

Боевые маги иногда вызывают вторую ипостась. Это не демоны в общепринятом смысле слова, а что-то вроде потусторонней сущности, с которой они на время сливаются и за счёт которой увеличивают свои силы. И чтобы контролировать эту сущность, они используют определённую тактику.

«Эсуми», — позвала я мысленно.

Нет ответа.

«Эсуми, проснись. Ты же тоже чувствуешь, как нами управляют. Тебе ведь тоже это не нравится? Не может нравиться, ведь ты же живая душа, у тебя есть своя воля, свои желания.

Давай действовать вместе.

Я не хочу причинить тебе вред, это не в моих интересах. Мы обе погибнем, если не справимся с этим. Если не сольёмся в единое целое, если какое-то из наших сознаний не победит.

Смотри, Эсуми, я предлагаю тебе сражение.

Тот, кто победит, будет владеть нашим телом».

Я раскрылась, как могла, молясь, чтобы мысленное послание достигло цели. И с замиранием сердца прислушалась.

Молчание. Тишина. И вдруг — где-то в самой глубине, неизмеримо далеко — словно шевельнулся маленький котёнок.

Я возликовала, но попыталась это спрятать. Не время. Нельзя спугнуть. Вместо ликования я представила себе испуг, робость, волнение. Неуверенность.

Ну же, давай, иди ко мне.

Котёночье тепло развернулось, хищно напружинилось — и прыгнуло, в полёте становясь удушливой волной судорожного, сбивающего с ног желания одолеть, завладеть, выгнать меня, захватчицу, чужую.

Не тут-то было, я схватилась не на жизнь, а на смерть. Врёшь, не выгонишь, не выставишь из своего тела, не сделаешь безвольным придатком к собственному сознанию. Я хочу жить, хочу чувствовать, хочу снова сыграть с Райеном в его магоигры. Хочу, может быть, большего — и мне плевать, что мы с ним считаемся братом и сестрой, плевать на всё, кроме жажды победить, нужды в этой жизни. Раз уж меня вызвали сюда, вытянули, не спрашивая желания, привязали к чужому телу — я буду сражаться за право владеть этим телом.

Мы — две сущности в одном разуме — сцепились, словно дворовые собаки. Трепали друг друга, терзали, отхватывали куски. То одна брала верх, то другая. У Эсуми тоже были причины стоять намертво. Наши сознания сталкивались, словно металлические клинки, высекали искры и расходились, и снова сталкивались, перемешивались, прочёсывали друг друга насквозь, как гребни. И с каждым разом я всё лучше чувствовала и понимала Эсуми.

Брошенную собственной семьёй дочь, от которой ничего не ждали. Легкомысленную и наивную, что использовали против неё. Одинокую и потерянную, со всеми подростковыми взбрыками, с желанием во что бы то ни стало привлечь внимание родных — понятым превратно. С отцом, занятым только службой и тем, как сохранить и преумножить семейные владения. С матерью, все надежды возлагавшей только на сына, прочившей его на королевский трон. И с братом, который, когда-то близкий, любимый и понятный — со временем отдалился, перестал с ней играть, заинтересовался другим.

Нахлынувшие чувства и воспоминания ошеломили меня. Слишком живыми и близкими они были, пусть и безвозвратно чужими, не всегда понятными и логичными, по-детски наивными. Но сейчас я сама была Эсуми, ярко чувствовала её обиду, её одиночество, желание доказать, что она тоже чего-то стоит.

И её отношение к Лерою — её веру в то, что он единственный был добр к ней. Единственный приблизился, не обращая внимания на колючки, которые она выставляла наружу, единственный стал слушать, заботиться, беспокоиться. А потом сказал, что любит.

Меня закружило в водовороте чужих эмоций, мечтаний и огорчений. Вот Лерой — взволнованный и наряженный, с букетом в руке, который он смущённо держит бутонами вниз, совсем рядом с ногой, словно пряча. Вот интерес в его глазах, улыбка, вопросы, которыми он забрасывает Эсуми. Вот зелёная листва и ветер, смущение, волнение, трепет. Солнце подсвечивает бутылочно-карюю глубину его глаз, мягкими зайчиками кружится по радужке. Вот первый поцелуй, горячее дыхание на губах, несмелое прикосновение, такое робкое и трепетное. Тёплые пальцы на плечах, нарастающий ритм сердца, жар внутри и сладкое томление.

Ох, нет!

Я вынырнула, чувствуя себя так, словно и впрямь поднялась со дна моря. Судорожно задышала — вернее, попыталась, но тело всё так же не слушалось меня. Эсуми притаилась где-то в уголке мозга, непривычно тихая и спокойная. Но теперь я её чувствовала… и понимала.