Читаем Мой брат Мохаммед Али полностью

Конечно же, мы любили игрушки, на которые находили деньги родители, но, как и почти все дети, иногда мастерили их сами. Привязывали кусок веревки на ручку от метлы и седлали получившихся «лошадей», а потом беззаботно носились туда-сюда по улицам, вопя во все горло. И, как все мальчишки в те годы, мы с друзьями играли в ковбоев и индейцев – куда же без этого. Главным, как правило, становился Мохаммед, неизменно заявлявший, что будет ковбоем, а я должен играть роль индейца. В тогдашних вестернах ковбоев изображали хорошими парнями, а индейцев – плохими. Мой брат хотел быть хорошим парнем, потому что они всегда побеждали.

Несмотря на эти игры и шалости, уже тогда, совсем маленькими, мы постоянно соревновались друг с другом. Разница в возрасте у нас небольшая, поэтому в любом деле каждый старался оказаться лучшим. Мохаммед, например, пытался опередить меня во всем – неважно, бегали ли мы наперегонки, соревновались в том, кто выше прыгнет, играли в прятки или с маленькими шариками и фишками. Мохаммед не собирался уступать ни в чем. В пятидесятых популярен был профессиональный рестлинг, и наши родители постоянно смотрели его по телевизору – по крайней мере, когда телевизор работал. Неудивительно, что мой брат старался подражать этим бойцам, – и под раздачу попадал обычно я. Иногда, во время наших схваток в гостиной, мы немного выходили за рамки, но победа не всегда доставалась Мохаммеду. В детстве я был повыше и покрепче, а он – долговязым, но довольно тощим. До того, как брат занялся боксом, спорт его особо не привлекал: да, Мохаммед был быстрым и азартным, но физически не слишком сильным, в отличие от других ребят.

Например, он никогда не любил ни баскетбол, ни бейсбол, в которые мальчишки нашего возраста готовы играть хоть круглые сутки. Напротив дома, где жил его друг Адриан, был большой ничейный участок: там и собиралась наша компания, и Мохаммед иногда играл с нами, хоть и не любил командный спорт – все-таки это весело. Американский футбол ему совсем не нравился – как бы иронично это ни звучало, брат считал его слишком жестким. Мохаммед больше любил тач-регби[1], и бегал он отлично, не позволяя нам его коснуться, – однажды брат будет так же танцевать на ринге, уклоняясь от ударов величайших боксеров своего поколения. И даже тогда Мохаммед хвастался – в пылу борьбы у него внутри просто что-то включалось: «Вот какой я быстрый! – кричал он, убегая от нас по грязи. – Не догонишь, не догонишь! Смотри, я сейчас сделаю тачдаун!» И чаще всего это было не пустое бахвальство: он играл хорошо, но не потому, что любил эту игру, – просто Мохаммед обладал особым спортивным талантом.

Мы с братом, к счастью, чаще всего оказывались в одной команде, – как происходило и почти всю жизнь – и те летние месяцы детства всегда занимали особое место в наших сердцах. Беззаботное время, когда энергия била через край. Заводилой всегда был Мохаммед, который с азартом брался за любое дело. Я же относился ко всему слишком серьезно, по крайней мере, по рассказам брата. Находиться в тени Мохаммеда стало привычным для меня – все-таки он на полтора года старше, – но иногда я очень злился. И все же дрались мы редко. Понимали, что это нехорошо, по тихому неодобрению мамы и более активным дисциплинарным действиям отца. В общем-то соперничество с братом шло мне на пользу. Мохаммеду было нужно, чтобы его ценили и любили. Он хотел получить это сразу. Уже в детстве брат старался произвести впечатление на окружающих и выделиться из группы. И все-таки в одном я в юности был успешнее брата – и, волею судьбы, это особенно его огорчало.

В двух словах – я всегда легко заговаривал с девочками. Многие удивляются, но в подростковом возрасте я был большим ловеласом, чем брат. И уж точно первая подружка появилась у меня раньше, чем у него. Девчонки, которые жили по соседству и ходили с нами в одну школу, были хорошо знакомы с нами обоими; Мохаммед частенько засматривался на них, но у него не хватало смелости даже просто подойти, не говоря уж о том, чтобы пригласить кого-нибудь на свидание – тут у Мохаммеда сразу язык отнимался. Он пытался скрыть свою застенчивость изо всех сил, но ничего не получалось. И каким бы самоуверенным брат ни казался в компании мальчишек, как бы нахально ни ухмылялся, но, разговаривая с девочкой, он лишь застенчиво улыбался в ответ – в то время в отношениях с женщинами это был его максимум. Почти невозможно поверить, но девчонки порой считали моего брата, как сейчас сказали бы, «занудой», – мне говорили, дело в том, что он не играл в американский футбол и баскетбол, то есть не занимался по-настоящему «мужскими» видами спорта. Проблема, конечно, была не во внешности брата, а в его характере – несмотря на всю браваду, уверенности ему недоставало. И, честно говоря, из-за стараний Мохаммеда что-то исправить становилось только хуже. Когда он, например, бежал рядом со школьным автобусом, выкрикивая имена одноклассниц и одноклассников, большинство девочек вжимались в кресла: им было стыдно – не за себя, а за него.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное