Мой брат Мохаммед Али

Например, вот история, которая покажет, с какой дискриминацией мы сталкивались в детстве, – и это воспринималось как данность. Как-то раз мама возила восьмилетнего Мохаммеда в центр города, а когда они вернулись, брат был весь в слезах. Оказывается, он захотел пить и стоял перед магазином, прося воды, – только в том магазине не обслуживали темнокожих. Мама все равно зашла с ним внутрь, чтобы купить сыну что-нибудь попить, но, по ее словам, продавщица явно испугалась. Сказала, ее уволят, если она будет обслуживать «негров». Вот так, ребенок плакал и просто хотел пить, а его мать не могла купить обычной воды в магазине в родном городе. Все закончилось тем, что к маме с Мохаммедом подошел охранник и попросил их уйти из магазина, иначе дело примет серьезный оборот. Вступать в конфликты мама не любила, поэтому не стала поднимать шум, но тот случай – и множество других – постоянно напоминали нам с братом, что в родном городе мы считаемся людьми второго сорта. Именно наш цвет кожи определял, где мы можем поесть, где наш отец может работать, в каких парках нам разрешается играть и как с нами будут обращаться, если мы нарушим закон. В нашем с Мохаммедом сознании это засело надолго. Нам обоим казалось, что мама почти белая, но ее тем не менее считали «цветной». Постепенно мы привыкли к подобному отношению, но принять его так и не смогли. Мохаммед, например, постоянно спрашивал родителей, почему темнокожие должны терпеть все эти унижения.

Во многом именно из-за такой напряженности, даже став подростками, мы с Мохаммедом редко отваживались в одиночку уходить далеко от западной части города, в которой жили. И родители, и соседи предупреждали нас, что может случиться даже в таком относительно «просвещенном» городе как Луисвилл, и мы хорошо это усвоили. Настоящие проблемы ждали нас только за пределами нашего квартала, – например, если мы зайдем в полностью белый район, – и все же понимание того, что мы бессильны, уязвляло нашу гордость. Нередко случалось, например, что белые парни притормаживали и кричали из машин расистские оскорбления вроде «Эй, черный, что ты тут забыл?». Так они пытались спровоцировать нас, ведь потасовка могла иметь для темнокожих серьезные последствия. Их слова нас всегда задевали, но мы с братом пытались держать себя в руках: не хотелось нарваться на неприятности, потому что мы слишком хорошо знали о побоях и линчеваниях, которые все еще случались, например, в штате Миссисипи. Мы жили не на самом юге Америки, но родители рассказывали нам о том мире и показывали фотографии изуродованного лица Эммета Тилла, убийц которого оправдали[2]. Так папа с мамой напоминали, что может произойти, если мы осмелимся ответить на брошенные с ненавистью слова.

Но сам Мохаммед, несмотря на расистские оскорбления и собственные неурядицы, никогда никого не запугивал. Даю слово. Да, похвастаться он любил, и был достаточно крепким физически, чтобы подтвердить слова делом, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то в школе или в нашем квартале жаловался на брата и говорил, мол, Мохаммед его обижает, Мохаммед – плохой человек. Если потасовки и случались, то затевал их не мой брат. Мы с ним были очень близки – вы могли поставить свой последний доллар на то, что где бы вы ни встретили Мохаммеда, рядом всегда буду я. Родители постоянно напоминали: когда их нет с нами, мы сами должны стоять друг за друга, и Мохаммед гордился, что у него есть младший брат. Он заботился обо мне, и все ребята знали, что у нас отличные отношения. Каждый понимал: свяжешься с одним из братьев – будешь иметь дело с обоими. Если кто-то хотел обидеть Мохаммеда или устроить потасовку, я бежал ему на помощь и бился изо всех сил, даже если знал, что проиграю. Не было такой драки, в которой вместе со старшим братом не поучаствовал бы и я; и Мохаммед тоже всегда вмешивался, если кто-то собирался меня обидеть. Так что в детстве на нашем счету оказалось немало потасовок, но только когда Мохаммеду исполнилось двенадцать, мы подумали: а что, если у нас обоих просто к этому талант?

Зарождение мечты

В конце октября 1954 года у моего брата украли велосипед. Красно-белый Schwinn был подарком на Рождество – официально нашим общим подарком, но брат катался на нем чаще. В те времена дети ездили на велосипедах куда угодно – и в продуктовый магазин, и с друзьями по всему городу, в погоне за самыми разными приключениями. И вот как-то раз мы с Мохаммедом и одним нашим приятелем узнали, что в центре Луисвилла, на 4-й улице, будет небольшая ярмарка. Мы бросили велосипеды у ограды и, не сомневаясь в их целости и сохранности, зашли внутрь, предвкушая, что отлично проведем время. И там действительно было здорово. Палатки с товарами для дома и одеждой, киоски, где предлагали всякую вкуснятину… а еще можно было поглазеть на крутые машины. Музыкальные группы развлекали всех, кто пришел в тот день весело провести время с родными и близкими.