— … Где-то через пару минут после того, как ты попросил расставить датчики, на нас напал снайпер. Он ранил Квота, разбил УДС и продолжал вести обстрел еще какое-то время. В общем, нам удалось зажать его в угол, хоть это было не просто. Он был из того разряда заклинателей, которые специализируются на увеличении своей мобильности.
— И потом вы его допросили?
— Угу. Пришлось надавить на него, после чего он рассказал о том, что состоит на службе у семьи Кутетцо. Его и еще четверых неизвестных забросили в Преих, но судьба остальных ему неизвестна. Знает только, что все они должны быть вооружены нашим оружием… А затем…
— Да?
— Ну, он вряд ли сказал бы что-то полезное, а от полученных ран умирал бы долго и мучительно. Я прострелил ему голову. Но, судя по всему, именно на эти выстрелы и обратили внимание те подростки.
Некоторое время возле машины стояла тишина. Ударные, что не участвовали во всем этом, продолжали смотреть на виновников, которые вновь опустили взгляд. Лишь Дрозд продолжал заниматься лечением Квота, словно все остальное его совсем не заботило.
— Ясно. И что было дальше? — спросил Верс, не желая, чтобы Морж потерял нить разговора.
— А дальше они прискакали сюда на своих лошадях… Они видели нас, Верс. И видели труп. Осознавая риски, мне пришлось отдать тот приказ.
— Риски? Это же дети! — не выдержав, в разговор вмешался Харт. — Ну что могли сделать простые селяне⁈
— …
Морж не знал, как ответить на этот вопрос. Казалось, он должен знать причину, по которой рассудил, что убить детей — рационально. Но в тот момент он действовал на автомате, не задумываясь о причинах, а лишь обдумывая последствия, которые бы пришлось расхлебывать, если бы они их отпустили.
— Они не были обычными селянами… — вдруг вместо Моржа ответил Третий. — Это молодые заклинатели с символикой радикалов на руках. Когда они почувствовали, что мы собираемся что-то сделать, то почти атаковали нас. Но мы вовремя их устранили… Хоть и дети, но они уже являлись врагами Отвергнутых.
— И это причина опускаться до подобного? Можно же было их допросить. Блин, у вас ведь тазеры есть!
— Мы были не так близко, чтобы достать до них. А лошади могли и не свалиться с такого заряда, — может, Третий и был согласен с Хартом в момент исполнения приказа, но сейчас сам стал оправдывать его. — Мы бы и понять ничего не успели, а они бы уже умчались в лес.
— Вообще, если посмотреть непредвзято, то они все сделали правильно, — протиснувшись через бойцов, к отряду вышел Дрозд, закончивший лечение Квота. Его позиция оказалась неожиданно лояльной. — Они устранили угрозу, не полагаясь на эмоции, что солдаты и должны делать. Конечно, жаль, что погибли дети, но мы не должны оставлять свидетелей. Если они из радикалов, то вскоре после нашего отъезда лидеры Нового Преиха узнали бы о том, что на их территории увидели ударных. Это прямая дорога к началу войны.
— И ты туда же? Сэр, ну скажите же им!
Харт с надеждой посмотрел на Верса, но тот продолжал молчать. Лейтенант что-то обдумывал, и на просьбу подчиненного лишь скрестил руки.
— Глитч, Лаки, но вы же тоже считаете, что все это не правильно?
— Ну-у… Мне тоже не нравится тот факт, что они убили подростков. Не зная подробностей, я бы, наверное, поступил иначе, но раз те собирались атаковать и были из той мудацкой секты… — Глитч потер затылок, не зная, как лучше подобрать слова, чтобы не задеть Харта. Но в конце концов он решил сказать то, что думает. — Извини, Харт. Но между братьями и чужаками я выберу братьев.
— Да любой бы выбрал! Но можно было найти другой выход, не предавая своих и не убивая невинных. Лаки, ну хоть ты то со мной согласен?..
— Не знаю. А разве есть разница между ребенком и взрослым, если оба враги?
Простой ответ Лаки заставил косо посмотреть на него даже ударных, разделяющих его позицию. Но Харт и вовсе отказывался верить тому, что услышал. Казалось, еще недавно все они осуждали поступок, совершенный этими тремя. А сейчас каждый в той или иной степени был готов закрыть на это глаза.
— Если… если для вас все это норма… — специалист указал пальцем на тела детей, — … то я не знаю, что и думать. Может, это со мной что-то не так? Раз большинство согласно, что в случившемся нет ничего такого, то давайте проясним… Мы защитники или убийцы?
— … Харт, не надо.
— Нет, командир, я скажу. Мы все тут ударные, — смотря на своих братьев, Харт вышел вперед и ударил себя кулаком в грудь. — Получив самосознание, каждый из нас стал по-другому относиться к своим поступкам. То, что мы делали, преследует нас до сих пор. А все потому, что в каждом ударном была заложена мораль, которая позже переросла в наш кодекс чести. И сделанное ими противоречит тому, чему мы, как ударные, должны следовать!
— Кодекс — это лишь неписанные законы. Наш ориентир, указывающий на то, что правильно, а что нет. Но иногда мы встаем перед выбором, когда невозможно поступить в соответствии с нашей моралью, — Дрозд возразил Харту, хотя также считал кодекс чести неотделимой частью ударных. — Мы знаем, что это не правильно… Но на их месте мы бы все поступили так же.