Мой бывший муж. Давай попробуем опять?

Во-вторых, нужно увольняться, причем поскорее. Хватит пользоваться гостеприимством Давыдова. От расследования меня отстранили, и свои триста с лишним тысяч я не оправдываю. А потому чего ждать? Заявление на стол – и вперед.

Проблема в том, что последние две недели я живу работой. Не представляю, что делать, если перестану вставать по будильнику, по инерции краситься, влезать в какое-то платье. Если перестану читать документы. Если откажусь от цифр.

Начну думать, анализировать, вспоминать…

Наверное, мир тотчас исчезнет, и я останусь наедине с бездной, черной и непроглядной, как самое глубокое отчаяние.

Не думала, что меня так подкосит разрыв.

– Ты не уволишься, – в очередной раз говорит Погодин, притащив мне бизнес-ланч и углядев, как я зависла над чистым листом бумаги, выписав на том слово «заявление». – Не позволю. Брось каку.

Он комкает заявление, и то прицельно летит в корзину для мусора.

Со стороны, должно быть, кажется, что непостоянная Сергеенко променяла одного мужика на другого, но по правде – я бы не справилась без Димы. Он умудряется подпихивать меня под мягкое место, вечно хохочет, улыбается своей странной улыбочкой – и мне чуть больше хочется жить.

У меня не осталось подруг, кому можно поплакаться на плече. Теперь вот мучаю своей кислой харей Погодина.

Кстати, про подруг. Не так давно я попробовала позвонить Оле. Поняла, что не вывожу, что мне остро требуется её здравомыслие и готовность поддержать в любой ситуации.

– Оль, мы расстались… – и начинаю рыдать, хотя не планировала.

Само как-то получилось. Машинально.

– Жди, мчу, – заявляет подруга воодушевленно.

Она приезжает через сорок минут, вооруженная коробкой пончиков, с двумя пластиковыми стаканчиками кофе из пекарни возле моего дома. Садится за стол и выдыхает:

– Ну-с, слушаю.

Олька жалеет меня, цокает языком, называет Давыдова высокогорным козлом. Рассказывает, что у неё вроде как всё хорошо, и вроде как она наладила контакты с бывшим (тем самым, который изменял ей с продавщицами), и вроде как они даже собираются съехаться.

Мы словно играем в пинг-понг.

Пинг: у меня всё плохо.

Понг: у неё – замечательно.

Пинг: я несчастна.

Понг: она – благоухает.

Пинг: я не знаю, куда деваться.

Понг: она наконец-то удовлетворена.

И внезапно я понимаю с ужасом, что… Оля упивается моими проблемами. Никогда не задумывалась над этим, но сегодня, в отремонтированной кухне, при солнечном свете, я вижу это как никогда ясно.

Она всегда так себя вела. Успокаивала, жалела, а затем хвасталась своими достижениями. Постоянно принижала мои достоинства, злилась, если мне что-то удавалось, зато прибегала на запах неприятностей. А я привычно сразу же неслась к ней жаловаться, потому что искала сочувствия.

Нас обеих устраивали мои страдания. Я чувствовала себя нужной, а она утверждалась за счет провалов.

Можно назвать это настоящей дружбой, мол, в беде не оставит. Но я не нужна ей в радости. Даже, узнав о моей должности, Олька отреагировала потребительским образом. Мол, отведешь меня в дорогой ресторан, найдешь мне богатого жениха.

Она не радовалась моему успеху – искала плюсы для себя самой.

А стоило Оле узнать про Давыдова, как мы быстренько поругались.

Но отношения накрылись медным тазом – и Оля выпрашивает подробности последнего разговора, смакует уход Влада. Сетует, что я ступила и не забрала кольцо, в качестве моральной компенсации.

– Хорошо, что мой Денис не такой уродец как этот твой Давыдов, – добавляет с ухмылкой. – Ну, мужчин тоже нужно уметь выбирать, я вот не сразу научилась.

Звучит неприятно, будто меня втаптывают в грязь.

– Оль, пожалуйста, езжай домой, – решаюсь я, устав слушать о том, как прекрасно они провели с Денисом вечер, как он безоговорочно её любит и, внимание, как готов ради неё стать другим человеком, заботливым и верным.

А как же нерушимое правило? Люди же не меняются, разве она забыла об этом?

Оказывается, бывают исключения. Но только в случае, если так нужно самой Оле.

– Почему? – некогда лучшая подруга хлопает ресницами. – Ты устала?

– Нет, просто не хочу тебя видеть. Надеюсь, вы с Денисом будете счастливы.

Мы даже не ссоримся – Оля, глубоко обидевшись, уходит. Скидываю ей на карту сумму за пончики с кофе, выбрасываю начатую коробку в помойное ведро.

Всё, дружба кончилась.

Наверное, я переросла её, научилась строже относиться к себе и не искать хоть какого-то сочувствия.

Наверное, это к лучшему.

Потому что я совсем не переживаю.

В итоге у меня остался только Погодин. Удивительный мужик, знаете ли. Вроде бабник, ловелас, несерьезный словно цирковой клоун. Но он прилипает ко мне банным листом и трясет за шкирку всякий раз, когда я пытаюсь расклеиться.

– Слушай, я тебе не дам, – заявляю однажды.

Дима шутливо округляет глаза.

– Да мне и не надо, хотя спасибо за предложение. Сергеенко, ты закостенелая эгоистка, черствая и грубая как подошва моих ботинок. Я к тебе со всей душой, дружу безо всяких умыслов, кормлю, а ты как себя ведешь? Фу такой быть.

– Прости…

Черт. Он прав. По всем статьям. Я конченная истеричка.