Мой человек

Взявшись за руки, мы поднялись на третий этаж, в небольшую комнату. Там не было кровати, но на полу лежал большой, пышный ковер, с длинным светлым ворсом. От ковра пахло дымом и вином. На стене висело несколько картинок и украшений. Я почему-то никак не могла оторвать глаз от большой керамической кошки, с ярким малиновым бантом в горошек. И все думала: как же она держится на стенке, на чем – дырка там специальная сзади у нее или петля какая-нибудь? Ведь если упадет – от резкого движения – столько будет острых осколков, ковер ни в жизни не вытряхнуть до конца…

На следующее утро мы выпили кофе с теми же ореховыми трюфелями, и Лесик галантно проводил меня домой. Довезя меня прямо до подъезда, он улыбнулся:

– Подожди! – и вышел первый. Открыв дверцу машины, он протянул мне руку, помогая выйти, и проговорил, тепло глядя на меня: – А мне понравилось!

«А мне нет!..» – чуть было не сказала я вслух, глядя, как Лесик, надев старомодные темные очки, кряхтя, влезает в свой видавший лучшие дни «Мерседес». Я слегка махала ему рукой, жалея, что у меня тоже нет темных очков, чтобы он не увидел моих слез и не решил, что нужно побыстрее закончить все дела, взять из кабинета еще пару коробочек конфет и вернуться сегодня же к такой милой, неопытной, трогательной девочке, которая плачет ему вслед… Он ведь, наверное, не поверит, отчего я плачу.

«Если это и есть любовь – то я просто ничего не понимаю в жизни!» – решила я тогда.

Любовь к Лесику ушла, я осталась одна, и без него, и без своей любви. С мальчиками и мужчинами, которые мне не нравились, я целый год никуда не ходила, ни в кино, ни в парк. Зачем? Если в принципе любовь – это, оказывается, такая ерунда, некрасивая, неромантичная, жалкая.

Год прошел, не прибавив мне знания жизни, но не отняв у меня надежды – то, что было раньше, это не настоящее. Настоящая любовь – впереди. Должна же она когда-нибудь ко мне прийти!

И вот она пришла, в лице Поли, Аполлона Ивановича Сучкова.

Поля подошел ко мне в метро и крайне встревоженно спросил, не видела ли я тут поблизости полного мужчину, говорящего по-эстонски, в зеленой куртке и кепке с козырьком, который украл у него сумку со всеми деньгами…

Я мужчину не видела, но мне очень хотелось чем-то помочь сильно расстроенному, почти плачущему человеку, и я дала ему пачку сока и сто рублей. Сок он тут же жадно выпил, деньги взял с большим трудом и попросил позвонить по моему телефону своему другу.

Я телефон дала, хотя прекрасно знала, что именно так воруют в людных местах телефоны – просят позвонить и убегают. Но надо было видеть огромные прекрасные глаза Поли, в которых я просто утонула.

Поля с телефоном не убежал, но позвонил не другу, а сам себе. Телефон зазвенел у него в нагрудном кармане.

– Ой, – сказал Поля, – не то набрал. Как записать в телефонную книжку вас? Самая добрая незнакомка на свете?

Я тоже засмеялась и сказала, что меня зовут Людмила. Коротко можно Люда, а можно Мила, я оба имени своих люблю. Мама зовет меня и так, и так, по настроению.

– А я Аполлон, – сообщил Поля и улыбнулся белыми-белыми, ровными-ровными зубами. – Милая Мила…

И ничего меня не насторожило. Так мы с Полей и познакомились.

Мы пошли в парк Горького, потом – гулять по Москве, которую Поля совсем плохо знал, объясняя, что живет в Москве давно, но названий улиц не запоминает.

Меня не смутило ни наше несколько необычное знакомство, ни то, что Поля чрезвычайно уклончиво отвечал на все вопросы о своем прошлом, а слегка выпив в кафе на следующем свидании, стал туманно, но настойчиво намекать на близкое родство с одним очень известным народным артистом…

– В профиль на меня посмотри… – просил Поля. – Поймешь… Меня вообще некоторые Полем зовут… У него-то есть французская кровь…

По профилю я не узнала, кого он имеет в виду, но по перечисленным им фильмам догадалась. И мне стало его безумно жаль. Почему-то я знала, чувствовала, что нет у него знаменитого отца. И никого вообще нет. Как многие сироты, не знающие родителей, он просто придумал себе родню, славную и знаменитую.

Ровно через месяц Поля, держа мои руки в своих, сказал:

– Я знаю, что ты откажешься, но я спрошу. Ты выйдешь за меня замуж?

Я не отказалась, кивнула, счастливая. Чем мне нравился Поля? Глазами. Глаза у Поли были редкостной красоты – большие, глубоко синего цвета, с длинными ресницами. Разве этого достаточно, чтобы выйти замуж? Нет, конечно, но остановить меня никто не мог. Мама попыталась, правда не очень настойчиво. Она всегда считала, что больше страдают те дети, чьи родители активно лезут в их жизнь, чем те, кто может сам совершать ошибки и сам расплачиваться за них.

– Если любишь, дочка… – вздохнула мама.

И я не стала особенно задумываться, о чем вздыхает моя мама.