А потом руки его взяла и к своей груди притянула, мягко направляя… Медленно. Очень медленно, позволяя своему внутреннему пламени и нашим пальцам стекать все ниже и ниже, туда, где соединялись наши тела.
Это было… сладко, вязко, гулко. Мои ладони поверх его, а его — поверх моего тела, самых сокровенных его мест.
Его тяжелое, замедленное дыхание. То громче, то тише моего, хриплого.
Глаза в глаза, кожа в коже, в объятиях друг друга, когда инициатива мне отдана. И я хоть сначала не понимала, как двигаться, но потом приноровилась, сама летела, все так же забывая дышать…
Это было мощно, вкусно… наши новые знания, что проявились этой ночью и следующими ночами. Возможности, желание теперь уже полно изучить друг друга и что, и кому нравится… от чего каждый из нас кричать готов.
Я полагала, что у мужчины это только раздражение вызовет — необходимость сдерживать себя, быть занятым чем-то, кроме собственной страсти. Но оказалось, что Эгиль-Ворон вовсе не против открыть новые грани колдовства. И с еще с большим желанием, смыслом и удовольствием он обрушивался теперь на меня, сам уже смакуя и продляя нашу близость, достигая вместе со мной новой глубины, изучая и приноравливаясь, подталкивая меня все ближе к той пропасти, в которой мне так хотелось оказаться…
Пока в одну из ночей, наконец, не улетели туда оба, ослепленные и оглушенные настолько сильной вспышкой, что я еще долго не могла прийти в себя — но едва ощутила свое тело снова на земле, захотела повторения.
Чтобы стон одного гасил крик другого. Чтобы наши тела растворились друг в друге. Наши мысли перестали существовать, а клеймо, обжегшее меня пониманием чего-то большего, чем была я сама, снова потоком отдало ему свет, забирая его тьму. И снова наша кровь запульсировала в едином танце, разгоняя зимнюю стужу, наполняя сердца, отдавая силу мощными толчками…
Я заснула как провалилась.
А когда открыла глаза — испугалась. Нет, меня не напугало то, что мы нырнули слишком глубоко. А то, что я осознала — многое из моих странных ощущений этой ночью уже происходило со мной. Тогда, когда я лишалась невинности и пела про себя свою клятву, в надежде уничтожить Ворона.
Так что же произошло в нашу первую ночь на самом деле?
Может не в том было дело, что я оказалась недостаточно сильна для проклятия?
И вовсе не проклятие нас связало?
ГЛАВА 10
Стены пели.
Тихим звоном. Бормочущим рокотом. Перешепотом, замолкавшим, когда я приближалась.
Я не поверила, когда первый раз осознала, отмахнулась. А потом… потом это повторилось. И повторилось снова.
Мне прислушиваться захотелось, потому что пели они тихо, но нестрашно, не зло. Как будто внутренности организма — стук сердца, бурчание живота, ток крови…
Я не стала делиться этим открытием ни с кем. Ни с мужем, ни с Дагом. Не боялась, что меня сумасшедшей объявят — смешно. Я и была и всегда буду немного сумасшедшей колдуньей.
Той, чьи волосы слишком видны на снегу.
Той, кто заговорами спасает от холода или тоски.
Той, кому необходимо чувствовать и как можно больше…
Всегда такой буду. И если раньше я робко свою суть принимала и понимала, то в последнее время это изменилось. Устье реки
А стены заводили свою песнь. Чем больше я приводила всё вокруг в соответствие со своими замыслами, чем чище становились те или иные заброшенные повороты, чем глубже я увязала в намерении изобразить Сердце Ворона вживую, а не в уме, тем лучше их слышала.
Фрид была расторопной хозяйкой — я признавала это спокойно, не собиралась отказывать прошлому в его существовании. Но её расторопность в основе своей имела желание угодить королю и его людям. Я же давно делала подношение будущему. А может и самому замку… почему нет?
И он отвечал мне взаимностью и ощущением жизни. Пением.
И знаками.
Первый знак я нашла через седьмицу от той ночи, что мы с Эгилем ощутили полное слияние. Настолько полное, что, несмотря на мои сомнения, насколько оно вообще было позволительно в нашей собственной непростой истории, я убрала подальше травы, которые делали меня пустой, исключая всякую возможность понести наследника.
Почувствовала что это будет против богов… да и людей тоже.
Пусть все идет естественным чередом. Я не буду пить кровь, чтобы приобрести новые силы или изменить судьбу, но не буду пить и то, что эту судьбу останавливает.
Знак был
На стенах много чего оставалось.
Замок захватывали не раз и не два — не при Ледяном короле, но при его предшественниках. Многие хотели расписаться на его коже. Корявыми заклятиями, рисунками, клинописью… Где — то остались и отпечатки злодеяний. В паре мест — настоящие картины, похожие на искусно созданные гобелены, но на стене.
Знак же не был похож ни на один из них. Будто вписанный в камень с момента основания…
Мы долго на него с Дагом смотрели, и почему-то оба чувствовали — он неспроста. И место, в котором обнаружили… Боковой, почти тайный коридор из мест обжитых куда-то вбок, где оставались пустующие помещения. Огромно было Сердце Ворона… даже для целого народа.
И незнакомым был этот шрам на его теле…