Мой чужой король

Решаю воспользоваться тем, что Эгиль-Ворон занят собственным отдыхом. Тру горячее от смущения лицо, промываю волосы и быстро выбираюсь на кажущийся теплым уже камень, где обтираюсь тканью, предусмотрительно прихваченной Дагом.

Я поспешно натягиваю свою одежду, не поворачиваясь лицом к купели — сгорю ведь от стыда, если смотрит — и ухожу не менее поспешно.

Не попрощавщись.

Странно, но произошедшее сейчас не оставило тягостных чувств как было прежде после наших разговоров. Будто, помывшись, мы смыли с себя еще и постоянное неудовольствие друг от друга.

Может прав был Даг? И мне стоит… проявлять больше мягкости? Делать шаги навстречу — если он также решит?

Я прошла мимо охранителя, а тот тенью двинулся за мной.

Говорить не хотелось. Хотелось заснуть и проснуться, не упустив этот странный росток удивления и надежды, что все может стать… как-то лучше.

Но на следующее утро Эгиль-Ворон снова наполнился тьмой. А я… я только пожала плечами.

ГЛАВА 25

Снег пошел неожиданно.

В долинах это была редкость — и то, достигая земли, вялые снежинки угасали, оставляя лишь грязные потеки. На моей памяти только однажды крепость занесло снегом, и я, как любой ребенок, была счастлива от возможности попробовать что-то новое.

Холодное и пушистое.

Но этот снег был другим.

Он укрывал эти земли уже давно, быть может с зарождения мира, и стал твердым, как камень, местами скользким, как стекло. Вот поверх этого и падали новые перья. Даже целые комки, налипавшие на мой плащ, шкуру, подбитые мехом сапожки — они в какое-то утро просто появились возле обоза, на котором я теперь спала, укрытая шкурами. И Даг посмотрел одобрительно и весело, но сообщил, что также спал и не видел никого.

А я, так и не обнаружив дарителя, натянула обновку с улыбкой.

Снег сделался совсем густым. Как бывали у нас дожди, что превращают окрестности в блеклое полотно. И, видимо из-за снега, мы свернули с широкой наезженной тропы в сторону. Как было объявлено — переночевать в одной из крепостей.

Крепости, принадлежащей Ледяному королю?

Я испытала беспокойство.

И прежде не могла не задумываться, как это будет, когда мы прибудем не просто в его владения, но в дом. Как себя поведет он со мной — как с пленницей, с отступницей и колдуньей, или же все-таки с хозяйкой? И другие — как будут себя вести?

Поначалу я полагала, что даже не стану прилагать усилий, чтобы взять хозяйство в свои руки. Пусть их всех. Недалекие, злые, вечно что-то обо мне подозревающие.

Поначалу я думала, что я — жена в насмешку. В назидание. Быть может даже заложница. Одно название, а не жена — и уж точно меня никто не будет делать хозяйкой, хорошо если не запрут в башне. И кюной мне не быть в полном смысле этого слова.

Но теперь… теперь мне казалось, что где-то я ошиблась. В положении ли, во времени, которое я в этом положении пробуду, может быть в глубине наказания… Я начала верить, что мне и верно есть смысл стараться. Пусть даже ради себя самой — и ради того чтобы занять достойное меня место.

Кюны имели право на почетное ложе на пиру, самое лучшее после своего мужа — то касалось и покоев где бы то ни было. У них могло быть собственное имущество и собственное мнение, которое можно высказывать во всеуслышание. Право участвовать в советах. Оставшись одни, они могли принимать самостоятельное решение, от кого обороняться, а кого привечать. Могли вести в бой, казнить и миловать. Оставшись вдовами, могли выбрать нового мужа — и более низкого статуса. И крепостью, замками управляли с охотой — ведали хоть хозяйственными, хоть денежными делами, хоть воинами. В долинах даже соперничество между кюнами шло, не меньшее, чем между королями — уж очень каждой хотелось показать свою сноровку и умение совладать с самыми даже сложными проблемами.

Но любое действие кюны предполагало веру в нее людей. И даже если не уважение — намерение подчиняться. Было ли это у меня, в особенности в условиях переменчивого отношения мужа? В особенности в условиях, когда я сама могла по несколько раз поменять свое мнение — и то решала, что не буду никому ничего доказывать и показывать, пусть сами живут.

То размышляла о возможном укладе в Сердце Ворона и о том, как я с ним справлюсь.

Мои переживания и размышления не давали соскучиться в снежной пелене. Что там, я и не заметила, как мы подобрались к совсем узкому тоннелю — причем большинство воинов осталось снаружи, а туда отправились только человек двадцать, из самых близких к королю. К таковым причислили и меня, и Дага.

А как вышли оттуда…

Первая увиденная на Севере крепость поразила меня в самое сердце, еще не заледеневшее на холодном ветру. Я привыкла к долинам. К тому, что дома у нас строятся возле плодородных полей и рощ, и их окружает частокол или крепкие каменные стены. Но Север был настолько суров, что самой сутью своей делал жилища неприступными.