Мой Чужой

Открыл в очередной раз записи, которые мне прислали с камер в особняке отца, и стиснул челюсти от желания оказаться за тысячи километров отсюда. Мэри и Полина сидят за обеденным столом. Девочка что-то увлечённо рассказывает. И это одновременно удивляет и забавляет. Она вообще плохо сходится с людьми. С детства предпочитает копаться в книгах в своей комнате, и редко выбирается из дома. Так сложилось, что у неё было не самое лучшее детства. И я блять не могу ничего сделать для неё до сих пор. Это бесило до безумия, до скрежета зубов и желания крушить всё вокруг. Я ставил на колени десятки, сотни вояк. А войну за этого ребёнка проигрывал каждый раз. Отец знал, что это единственный способ привязать меня к себе. Девочка же росла в одиночестве, в десятках комнат бродила одна, и лишь в мои редкие приезды улыбка могла озарить её детское личико. В тот день, когда она появилась на свет, я поклялся, что сделаю всё, что угодно, лишь бы она была счастлива. И не думал, что клятву будет так сложно сдержать.

А сейчас Мэри что-то рассказывала Полине, они смеялись и от этой картинки передёрнуло внутри. Сцена забытого счастья. Сколько раз я повторял себе, что не достоин всего этого. Но сейчас, глядя на них, в груди разрасталось это чёртово слово "моё". Накатывало как цунами, и не собиралось останавливаться. Где-то внутри отчаянно хотелось поверить в то, что это может быть реальностью. Хоть ненадолго забыться, и ощутить себя не чужим, как обычно, а тем, кого ждут, кем дорожат. Сплюнул, потому что всё это херня. Ничего не изменилось. И если Мэри я не могу бросить, то у Полины ещё есть шанс вернуться к нормальной жизни. И я его ей дам. Как только вернусь, отвезу её к матери. В новую квартиру, которую купил уже давно. Сотру из головы девчонки весь романтический настрой, потому что вижу уже, что стала смотреть на меня по другому. Именно так, как мне бы хотелось. Нельзя. Нужно убирать её от себя, пока собственник во мне окончательно не вошёл в свои права. Если ещё не поздно. Иначе я уже не отпущу её. Никогда.

******

И, кажется, я уже на грани. Потому что смотрю на неё в этом голубом сарафане и зверею от желания. Даже в одежде она настолько возбуждает, что скулы сводит, а рот наполняется слюной. От того, как загорелая кожа контрастирует с нежно-голубой тканью, как виднеется ложбинка груди, как она, задумавшись плавно проводит ладонью по бедру. А у меня от этого невинного движения член каменный и воспоминания забивают разум, не оставляя места больше ничему. Я помню, как она дрожала в первые встречи. Боялась меня, но при этом не могла справиться со своей чувственностью. Ещё в первый раз, когда поймал её за кражей, она стала влажной под моими пальцами. Как бы не была напугана, не могла сопротивляться своему телу. И это охренительно заводило. Если бы в ванной меня не ждала Настя, то разложил бы её на той самой тумбе, с которой взял и отдал ей кольцо. Не знаю, зачем тогда это сделал. Хотя нет, знаю. Я хотел её с первой встречи. Дико хотел, но не мог себе этого позволить. Поэтому когда понял, что она может оказаться передо мной в долгу, зацепился за эту возможность мгновенно. Назначил встречу, и как мальчишка мерил комнату шагами, когда ждал её впервые. Я тогда ещё не думал, насколько глубоко она может залезть мне в мозги. Повсюду мерещатся её шаги, и запах этот сладковатый, нежный. Даже не уверен, что это запах духов. Кажется, что это её личный запах, так пахнет её кожа, и мой личный фетиш. Сколько раз я срывался рядом с ней. Пугал, бросался как одичалый, но не мог себя удержать. Когда касался её кожи, вдыхал запах и смотрел в эти чертовски невинные глаза, планку срывало наглухо. И даже когда она изменилась, когда смотреть начала по-другому. Без ненависти, с огоньком желания, она меня ещё сильнее пожирала этим. Маленькая ведьмочка с зелёными глазами даже не представляет, на что она способна. Когда понял, что её кто-то тронул до меня, притом против её воли, накрыло от бешенства. Я буквально чувствовал как глаза наливаются кровью, а воздух в легких сменяется жидким пламенем, не давая дышать, пока не расправлюсь с этим ублюдком. Как же он плакал, когда его поставили на колени на городской свалке и заставили жрать свой поганый отросток. Он во всём признался, всё готов был сделать лишь бы выжить. Мерзкая, жирная свинья. Девочек было одиннадцать. И он выбирал их с умом, никогда не шёл к той, за которую могли заступиться. Смотрел внимательно на родителей, и искал тех, у кого не было отцов, братьев, или семья была неблагополучной. Даже те, кто попытались обратиться в органы, не смогли ничего доказать, да и не поверили им. Полина не обращалась, не знаю по какой причине, но она молчала. Две девочки, из тех, что он замарал своими руками, повесились. Я никогда не считал себя законопослушным гражданином. И за те грехи, что я накопил за свою жизнь, уверен, заслужил отдельный котёл после смерти. Но убивая эту мразь, испытал чистое удовольствие. Знать, что девочек не станет двенадцать или пятнадцать, стоило того, чтобы испачкать руки в его крови.