Мой далекий берег [СИ]

Вот и последний скат, похожий на чешуйчатого медного дракона. Под ним тесная, словно щель, улица, и за ее второй стороной городская стена. Рыжий прыгнул изящно, без разбега, взметнув апельсиновым хвостом, словно показывал: «делай, как я». Государыня села, упираясь ногами в желоб, глубоко дыша. У нее кружилась голова.

Рыжий подождал, вернулся и, громко урча, потерся о ее руку: «давай же!» Она встала. Взглядом смерила расстояние и прыгнула. Повисла на желобе, до искр в глазах ударившись коленом, но: цепляясь, взбираясь, подтягиваясь — ногтями, пальцами, локтями, коленями, отползала от предательского края. Прилегла, держась за живот. Проснувшись, во весь голос засмеялся Микитка.

Выбив локтем стекло в слуховом окне, Бережка отодвинула задвижку и влезла на чердак. Рыжий прыгнул следом. Принюхался, шевеля усами. Чихнул от запаха пыли и близкого дождя. И гордо направился вниз. Похоже, бывал кот здесь не первый раз, потому что уверенно вел государыню по натертой воском, с точеными балясинами лесенке сквозь хозяйскую спальню и ниже, в ухоженную — только что не вылизанную — кухню. Собственно, весь дом, похожий на тесную башенку, и состоял из этой кухни, спальни над ней, чердака и, возможно, подвала.

В кухне было тепло и сухо. Пол пригнан кирпичик к кирпичику, из серебристых ясеневых панелей выступал полукруглый очаг, на полке над ним звонко тикали часы: деревянный шалашик с костяным циферблатом. У очага аккуратно сложены небольшие мехи, кочерга, щипцы для разбивания углей. Горел, потрескивая, огонь. Блестела медная посуда. В стрельчатое с цветными стеклышками окно стучали редкие еще капли.

Хозяин, отдающий должное то ли раннему обеду, то ли позднему завтраку, уронил ложку и локтем сбил прислоненный к креслу костыль. Задрожал, вспотел: прилипли ко лбу редкие волосики. У очага, зажимая рот рукой, застыла хозяйка.

Рыжий, как ни в чем не бывало, кинулся облизывать ложку.

— Воды дайте, — попросила Берегиня.

Хозяин обрел дыхание. Резво подковылял, стал освобождать государыню от ноши:

— Иди, детка. Иди к деду.

Микитка охотно полез к нему на руки, ухватился за вислый нос.

— Садитесь, матушка. Велга, дура костлявая! Помоги госпоже!

Только сейчас государыня заметила, что на правом колене расплылось кровавое пятно. Рухнула в жесткое кресло.

— На, детка, кренделька, — ворковал хозяин. — Мокренький? Пошли на горшок.

— Микитка ням!

Кот ушел за этими двумя. Хозяйка принесла коробку и полотняный бинт. Она была действительно костлявая и очень высокая, из глазниц цепко посверкивали глаза. Но руки оказались добрыми. Велга подсунула под спину Бережке подушечку. Разрезав и оборвав с колена окровавленные лоскуты, разбавленным вином промыла ссадину. Вынула из коробки и замешала на вине кашицу из сухих кровохлебки и подорожника, добавила меду, обмазала смесью колено и натуго забинтовала. Остаток вина подала Берегине:

— Не бойся, не повредит. На каком месяце?

— На втором, — Берегиня мелкими глоточками тянула вино. Колено ныло. — Мне выбраться отсюда надо.

Хозяйка кивнула. И вдруг горячо зашептала, обнимая ее колени:

— Отпусти ему. Довгяла незлой. Он из-за меня в тихари[33] пошел! Ты же всем светишь, прости-и!..

— Прощаю.

И покачнулась, потому что под рубашкой на самоцветной звезде лопнул очередной камешек.

Велга устроила Микитку Берегине за спину и сжала руки под передником. Сказала, жалеючи:

— У нас оставь. К дочке снесу — среди внуков затеряется. Кто их когда считал…

Государыня улыбнулась. Прикрывая мальчонку плащом, велела ему:

— Тихо сиди.

А Микитка и не мог бы подать голос, даже если бы хотел: так напихал сладким кренделем рот.

Рыжий потерся у ног Велги, помурлыкал. Можно было идти.

Да и идти недолго — рукой подать до калитки в крепостной стене. Калитку подпирали стражники, то и дело поглядывая на чреватое грозою небо.

— Куда собрался? — неприветливо спросил один.

— За рыбкой, за рыбкой, — залебезил Довгяла, кивая на удочку и корзину в руках у Берегини. Она ссутулилась, ниже опустила голову в наброшенном капюшоне. Кот замер под крышкой.

Второй стражник, томимый скукой, был не прочь поболтать:

— Тю, и дурак ты, тятя. Счас как польет!

— Так на дождь самый клев.

— Домой ступай. Никого не пускаем сегодня, только по особым грамоткам.

— Так у меня особые, — зажав костыль подмышкой, Довгяла сунул в руки стражников по серебряной полушельге. — Очень рыбки хочется…

Разговорчивый стражник хмыкнул:

— Уговорил!

Противно заскрипел отпираемый замок.

Государыня перекинула негнущиеся ноги через борт лодки и, опершись рукой, встала на раскисший берег. Поправила капюшон, чтобы на Микитку не капало. Поклонилась Довгяле:

— Спасибо. Но как ты возвращаться будешь?

Он смущенно крякнул:

— Подожду, пока стража сменится. И впрямь рыбки половлю. А то сараюшка у меня есть, денечка три там пересижу…

Он оттолкнулся веслом от берега. Тучи неслись низко, задевая ракитник. Брызгали дождем. Время от времени вспыхивали в стороне Кромы туманные лиловые молнии.