Мой дед Лев Троцкий и его семья

Сейчас, вспоминая все это, я, честно говоря, удивляюсь своей тогдашней рассудительности и трезвости. Ведь и мне самому, да и окружающим меня людям, причем далеко не глупым, наряду с таким отчетливым пониманием имманентной логики советского режима были свойственны совершенно детские представления о правовых нормах нашей власти.

…Если я и позволял себе в те годы с кем-то поделиться впечатлениями относительно происходящего в стране, то это был, пожалуй, только Боря Ямпольский[213], которому можно было довериться и который уже тогда все понимал.

Но даже ему я, конечно, ничего не говорил о моих делах – ни о Сергее, ни о сестре. Это была моя «жгучая тайна». Тайна замедленного действия. И с этой, постоянно чреватой разоблачением тайной, казалось, уже намертво пришитой к моей биографии, я прожил не год и не два, а почти пятьдесят лет. В окружении…

…Чаще всего мы руководствовались в своем поведении даже не столько естественной борьбой интересов, сколько подсознательно действующим страхом. В конечном счете страх таился за всеми нашими поступками. И конечно, он был постоянным психологическим фоном нашего нравственного и интеллектуального бытия.

…Мы жили извращенной духовной жизнью…Нас день за днем порабощали дикие измышления и ложные идеалы Великого Учения… нас медленно, но верно отравляли веления изуверских заповедей. И все же многие из нас – чисто интуитивно – оберегали себя, как могли, от чудовищной большевистской порчи, навалившейся на человеческую этику, выработанную всей историей мировой культуры. Вам кажется, что нашего пассивного сопротивления этой порче было недостаточно? Да, наверно, вы правы. Но если все мы оттого были грешниками, то далеко не все – подлецами.

…Были на поверхности нашей духовной жизни и просто порядочные, точнее сказать, по-советски порядочные люди, вечно барахтающиеся между отвлеченными, но светлыми идеалами и порожденной этими идеалами каждодневной мрачной практикой…Далеко не каждый даже просвещенный рассудок находил в себе духовные и нравственные ресурсы, чтобы противостоять соблазнам и предрассудкам времени. И вот это обстоятельство предстоит усвоить будущим историкам. Одно дело зафиксировать дикие обряды и абсурдные обычаи ушедшей эпохи, а другое – понять, как складывались ее призрачные нравы. Да, им предстоит понять наши противоестественные социальные рефлексы, нашу постыдную идеологическую покорность. И во многих случаях – понять, чтобы простить.

Из книги Александра Яковлева «Омут памяти»

Война с детьми

Нет большей подлости, [чем] когда власть воюет с детишками. Большевики создали особую систему «опального детства». Она включала указания Политбюро ЦК, законодательные акты, циркуляры и приказы НКВД. Эта система имела в своем распоряжении мобильные приемно-распределительные пункты, специальные детские дома и ясли, детские концлагеря и колонии. Дети должны были забыть, кто они, откуда родом, кто и где их родители. Это был особый детский ГУЛАГ.

Не может быть прощения тому, что написано в оперативном приказе Ежова № 00486 от 15 августа 1937 года. Вот краткое изложение этого чудовищного документа (с соблюдением его стилистики):

Подготовка операции

Она начинается с тщательной проверки каждой семьи, намеченной к репрессированию. Собираются дополнительные компрометирующие материалы. Затем на их основании составляются а) общая справка на семью… б) отдельная краткая справка на социально опасных и способных к антисоветским действиям детей старше 15-летнего возраста; в) именные списки детей до 15 лет отдельно дошкольного и школьного возраста.

Справки рассматриваются наркомами внутренних дел республик и начальниками управлений НКВД краев и областей. Последние: а) дают санкции на арест и обыск жен изменников Родины; б) определяют мероприятия в отношении детей арестованной.

Производство арестов и обысков

Аресту подлежат жены, состоящие в юридическом или фактическом браке с осужденным в момент его ареста. Аресту подлежат также и жены, хотя и состоявшие с осужденным к моменту его ареста в разводе, но причастные к контрреволюционной деятельности осужденного, укрывавшие его, знавшие о контрреволюционной деятельности, но не сообщившие об этом органам власти. После производства ареста и обыска арестованные жены осужденных конвоируются в тюрьму. Одновременно порядком, указанным ниже, вывозятся дети.

Порядок оформления дел

На каждую арестованную и на каждого социально опасного ребенка старше 15-летнего возраста заводится следственное дело. Они направляются на рассмотрение Особого совещания НКВД СССР.

Рассмотрение дел и меры наказания