Мой дед Лев Троцкий и его семья

Нужно было обладать незаурядной волей, энергией и целеустремленностью Н.И. Троцкой, чтобы «нейтрализовать» революционный вандализм Декрета о земле. С огромным трудом, при мощном сопротивлении бюрократических ведомств, и прежде всего Народного комиссариата земледелия, ей удалось добиться принятия Совнаркомом в октябре 1918 года параллельного декрета «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины», по которому музейный отдел Наркомпроса становился единственным распорядителем историко-художественных богатств и памятников страны.

Это была победа. Теперь сотрудники отдела, исходя из своего нового правового статуса, официально стали называться эмиссарами и на совершенно законных основаниях могли обеспечивать охрану культурных ценностей на местах или эвакуировать их в губернские центры и в Москву.

В 1924 году А.М. Эфрос [61] как-то высказался: «Мы считаем необходимым подчеркнуть, в какой значительной степени обязано музейное строительство энергии и такту Н.И. Троцкой, сыгравшей, несомненно, историческую роль своим руководством работы центрального музейного органа революции».

Кто же такая Наталья Ивановна Седова-Троцкая, еще при жизни ушедшая не по своей воле в политическое и историческое забытье, чье имя и чей вклад в сбережение национального культурного наследия многие десятилетия были преданы анафеме и забвению?

Даже сейчас, после рассекречивания в спецхране ее личного дела, известно о ней немного. Родилась в 1882 году в Полтавской губернии, в семье казака, связавшего свою жизнь с красивой полькой из обедневшего шляхетского рода. Отец был человеком незаурядным, выбился в купцы первой гильдии и обеспечил дочери достойное образование…

…Меньше всего разногласий было именно между музейным отделом и Наркоматом по военным и морским делам, который возглавлял Троцкий. Военные часто выручали сотрудников отдела транспортом, охраной и продовольствием. Разумеется, большинство командиров и комиссаров никогда не слышали о каком-то непонятном музейном отделе, сохраняющем зачем-то «буржуйское добро», но мандаты его эмиссаров за подписью Троцкой, жены наркома и председателя Реввоенсовета республики, действовали магически и безотказно. Тем более что бланки мандатов, инструкции и другая документация, как указывалось на них, печатались в «походной типографии поезда Предвоенсовета тов. Троцкого».

Со стороны раздавались, разумеется, и критические высказывания в адрес Н.И. Троцкой, была и черная зависть, и скрытая злобная ненависть, но даже недруги единодушно отмечали ее несомненное положительное воздействие на деятельность отдела. Все понимали: она была женой Троцкого, причем умной женой, которой позволялось многое и нужное…

Из статьи В. Волкова «Женщина в русской революции. Письма Натальи Седовой к Льву Троцкому»

21—22 июля 1937 г.

Утро. 22 июля. Я говорила тебе не раз, что для меня работа в М.О. [музейный отдел Комиссариата просвещения] была большим серьезным трудом, совсем для меня не привычным, совсем новым. Мое положение меня обязывало. У меня всегда было чувство, что я не все еще, не все то делаю, что должна была бы, что у меня есть пробелы, но чтоб их заполнять, надо совсем оторваться от «дома», посвящать работе и вечера. Поездить по провинции, хотя бы более выдающейся в отношении моей работы. Мне иногда хоть и ставили это на вид, особенно провинциалы, ты не давал себе отчета в моих трудностях, в моей неподготовленности и в моей ответственности. Я долго, очень долго колебалась, прежде чем взять на себя эту работу. Советовалась с тобой. Ты больше склонялся к тому, чтобы я взяла более скромную работу. Но на этой настаивал Наркомпрос. Моя работа походила на подготовку к экзамену, затянувшемуся на годы. Я помню, когда я тебе хотела рассказать что-нибудь из области моей работы, связанное и с отношениями людскими, о каком-нибудь успехе или неудаче, ища твоего сочувствия, или одобрения, или совета – ты уклонялся, иногда мягче, большей частью резко. Я помню, как ты один раз прочел составленную мной копию письма в ЦК по поводу специалистов и сказал мне: «очень хорошо написала». Для меня это было величайшей радостью. Мне очень хотелось тебе показать это письмо перед посылкой. Но я не нашла подходящего момента, так как ты был занят тогда. Мы виделись наскоро за обедом и ужином. Вечера проводила дома в надежде тебя увидеть и с беспокойством, что скажут мне завтра за мое вчерашнее вечернее отсутствие на заседании. По большей части ты приезжал уже тогда, когда я была в постели. Я помню твои утренние настроения. Как бодро ты вставал с постели, как быстро одевался, вызывал машину и мимоходом жестом или словом подбадривал меня и… Сережу, который сумрачно одевался. Как я живо помню тебя таким, милым, хорошим, хотелось обнять тебя крепко. Я спешила догнать тебя и вместе с тобой выехать на работу.

Из книги Н. Седовой и В. Сержа «Жизнь и смерть Льва Троцкого»