Мой дядя Адриано

1974 год, взрыв «Италикуса». Начинается эпоха террора. Адриано снимает «Юппи-ду»

Если бы мама Джудитта прожила еще несколько лет, она непременно приняла бы участие, хотя бы в качестве статиста, в создании фильма «Юппи-ду» – он был снят в 1974 году и положил начало режиссерской карьере Адриано, а спустя тридцать лет после выхода на экраны был удостоен наград Венецианского кинофестиваля. Надо знать, что этот фильм, помимо большого успеха у публики и критиков, является своего рода семейным альбомом Челентано. Адриано, Клаудия и Шарлотта Рэмплинг – главные действующие лица, но в фильме появляются и другие члены семьи. Под семьей я подразумеваю семью в широком смысле этого слова, включая самых близких друзей Адриано. Его племянник Джино Сантерколе играл одну из главных ролей, как и его друзья Меммо Диттонго и Микки Дель Прете, на второстепенных ролях засветились его зять Паоло Перини с сыном Бруно, то есть – со мной. Этот фильм запомнился мне еще и потому, что съемки проходили в драматический период истории Италии, в один из мрачных моментов из жизни прекрасной страны, в тот год, когда взорвали «Италикус»[65].

Как только я, 4 августа 1974 года, сошел с поезда, то не сразу понял, что именно случилось. На вокзале Санта-Лючия[66] в Венеции царила полная неразбериха, по громкоговорителям объявляли о задержке поездов, люди, сбившись в кучки, обсуждали какое-то происшествие, но в то время не было мобильных телефонов, связь была намного медленнее, и поэтому я не сразу понял, что произошло, решил, что речь о какой-то аварии. Я сел на первый же паром и добрался до отеля. Мои мысли занимала небольшая роль, которую дядя Адриано дал мне в своем новом фильме, и все то время, пока мы плыли по лабиринту венецианских каналов, я думал о том, что мне придется переодеться в священника. Православного, да, но все равно – священника. Дядя Адриано, прямолинейный, как и всегда, заявил, не скрывая сарказма: «Хочешь сыграть в моем фильме, тебе нужны деньги на свадьбу? Ну, тогда заработай их. Если хочешь, я дам тебе роль священника, не хочешь – ничего не дам».

Я, бунтарь с 68-го года, последователь Ленина и Маркса, поклонник Rolling Stones и The Beatles, в одежде священника! Какой ужас! В итоге, как можно понять из фильма, который – после того, как дядя внимательно пересмотрел все сцены – увидели зрители в Венеции, я согласился. Я считал это очень личной формой компромисса. Однако всего через несколько часов после прибытия в город я понял, что мои политические и экзистенциальные проблемы ничто по сравнению с тем, что случилось в Италии: суматоха на вокзале, которую я видел своими глазами, была более чем оправдана, и эта печальная дата войдет в историю как взрыв «Италикуса», произошедший в Валь-ди-Самбро[67] 4 августа 1974 года. Двенадцать погибших и сорок четыре раненых. Кульминация эпохи террора, которая началась в 1969 году взрывом на пьяцца Фонтана[68] и продолжилась в 1980 году взрывом в Болонье[69]. Конечно, между съемками фильма и терактом не было никакой связи, кроме совпадения дат, но это совпадение навсегда осталось в моей памяти. Позже я подсчитал, что взрыв «Италикуса» произошел через двадцать минут после того, как злополучный экспресс встретился с поездом, который вез меня в Венецию на съемки «Юппи-ду». Помню, что мы с Адриано при встрече долго обсуждали ситуацию в Италии. Тогда много говорили о буржуазном перевороте и причастности к случившемуся разных террористических групп, заливавших страну кровью более десяти лет.

Вот в такое время и родился «Юппи-ду». Меня поразила статья кинокритика Граццини из газеты Corriere della Sera, которая называлась «Глоток свежего воздуха в итальянском кино», и Джанлуиджи Ронди – «Новый Чаплин», но по-настоящему меня обрадовало другое. Настоящим счастьем было увидеть Шарлотту Рэмплинг во плоти. Ее образ из фильма «Ночной портье» (Il Portiere Di Notte, 1974) уже тревожил мой сон, когда мне было двадцать четыре, но увидеть ее вблизи, этот взгляд, полный чувственности и искушения, все это было просто потрясающе. До того, как я пришел на съемочную площадку, эта женщина представлялась мне одной из недосягаемых легенд кино, но в тот понедельник дядя представил нас друг другу, а я даже не смог ответить «очень приятно» – во рту пересохло, и в итоге я просто таращился на Шарлотту весь день. Неизвестно, что она подумала тогда о юноше, который смотрел на нее как на святую. Не менее забавными были переговоры насчет гонорара с моим щедрым дядей. Мне нужны были деньги, чтобы создать семью. Дядя это понимал. С другой стороны, я не был актером и никогда им не стану, так что меня устроила бы любая оплата. Когда я приехал в Венецию, исполнительный директор отвел меня в сторонку и очень тихо сказал: «Дорогой Бруно, мы можем дать тебе шестьдесят тысяч лир за одно появление в кадре, у тебя будет четыре выхода плюс двадцать тысяч лир в день».