Мой дядя - чиновник

Пристальное внимание к детали роднит произведение Месы с «костумбристским» (бытописательным, от испанского слова cos tumbre — обычай) очерком — жанром, широко распространённым в литературе латиноамериканского романтизма. Влияние костумбризма сказывается и на композиции романа Мосы, некоторые главы которого представляют собой как бы сатирические или описательные очерки — «Порт», «Банкет», «Свадьба».

Но у писателей-костумбристов внимание к детали нередко становилось самоцелью, их очерки загромождены подробными описаниями костюмов или пейзажей, переходящими в надоедливые перечисления. У Месы описание — это активная часть рассказа, несущая определённую смысловую нагрузку. Уже в первой главе романа картина шумного, суматошного, делового гаванского порта, седьмого порта мира, представляет собой как бы увертюру к роману. Трудовая Гавана противопоставляется двум жалким фигурам — дядюшке и племяннику, двум выходцам из XVII века, попавшим в последние десятилетия XIX.

Активную смысловую нагрузку несут и другие средства художественного изображения. Писатель порой добивается синтеза формы и содержания в простом сравнении. Например, изображая золотой, который летит в воду, сверкнув, как раскалённый уголь, Меса не только передаёт цвет монеты, но и отношение к ней героя. Это золото жжёт руки нищего дона Бенигно.

Мы уже говорили, что одной из тем романа является несоответствие видимости и сущности. Отсюда излюбленный художественный приём автора — «заземлённое» описание внешности героев, показывающее их настоящую суть. И что бы потом пи говорили об уме и знатности дона Хенаро, читатель уже не забудет лысого самодовольного маленького толстяка, впервые появившегося перед ним в театре. Интересна и внутренняя парадоксальность этого образа. Отъявленный плут и мошенник, дон Хенаро не расстаётся с восклицанием «О, страна мошенников!», напоминая известную притчу о воре, который, убегая от преследователей, кричит: «Держи вора!»

Меса строго отбирает детали, выискивая наиболее характерные, раскрывающие внутреннюю правду образа, детали-символы. Так, давая портрет дона Ковео, Меса выделяет его великолепные зубы, которыми граф лихо щёлкает самые крепкие орехи, вызывая зависть и восхищение всех присутствующих. Небольшая деталь статуя Нептуна, как бесстрастный свидетель, появляется в ряде Эпизодов романа. И вдруг в финале она получает огромною эмоциональную нагрузку, прямо выражая авторское отношение к происходящему. Этим неожиданным использованием уже примелькавшейся детали достигается большая сила художественного воздействия.

Но особенно отличается Меса-художник от своих предшественников импрессионистской манерой письма, живописным видением мира, богатством красок, мастерским использованием контрастов света и теней. Он обнаруживает знакомство с последними достижениями европейской литературы его времени — с прозой Флобера и Золя, влияние которых (особенно Золя) справедливо отмечала ещё современная автору кубинская критика.

Горячее тропическое солнце — деятельный участник романа, его золотые блики щедро рассыпаны по страницам. Голубыми и зелёными огнями горят драгоценные камни в витринах, потоки света излучают девичьи глаза. Тени решёток, на мгновение появляющиеся на полу камеры при вспышках молний, рисуют и мрачную бурную ночь, и душевное состояние заключённых.

Меса — поэт города. Как живописен, он видит мир в красках, но передаёт увиденное в материале. И в этом ему помогает умение использовать эффекты освещенья, свет. Он обращает внимание читателя то на мостовую, которая под солнцем блестит как оловянная, то па прозрачно-зелёные глаза кошки, похожие на куски толстого стекла. Он как пейзажи выписывает интерьеры, рисует детали и с помощью освещенья — естественного или искусственного — компонует их в одну цельную картину.

Нашему, советскому читателю проза Месы и по некоторым сюжетным мотивам, и по стилю (гротеск, материализованная метафора, ироническая помпезность описаний туалетов и бесконечных трапез) напомнит произведения великого русского сатирика Гоголя. Конечно, кубинец Меса не мог читать творения Гоголя на русском языке, но остаётся открытым вопрос, не знал ли он их ко французском перевода. Во всяком случае, на это сходство обратила внимание и кубинская критика. «Описание главного героя и его болезненной страсти округлять своё состояние с помощью любых средств даже путём продажи гнилой фасоли своим собственным испанским войскам заставляет нас вспомнить Чичикова из «Мёртвых душ», хотя мир Гоголя более сложен и жесток», — пишет Антонио Арруфат. Судьба мелкого чиновника, уволенного со службы, дона Бенигно, ставшего нищим и преследующего виновника своих бед, невольно ассоциируется с судьбой Акакия Акакиевича. Несомненно, что определяющей основой этого сходства является общность темы, сходство творческого метода и какие-то общие исторические черты, присущие и самодержавной крепостнической России, и колониальной Кубе.