Мой дядя - чиновник

Не так давно статуя Нептуна была перенесена и установлена у входа в круглый скверик Ла-Пунта, и теперь бог морей в небрежно переброшенной через плечо мантии, положив одну руку на бедро, а другою опираясь на трезубец, с высоты своего мраморного пьедестала, казалось, провожал взглядом огромный корабль, увозивший графскую чету.

На траверзе крепости Морро судно с флажками повернуло назад, и граф с супругой дали отдых своим рукам, уставшим от долгого махания. Солёный морской ветер ласково подул в лицо графа, и дон Ковео с наслаждением вдохнул его.

Граф повернулся спиной ко входу в порт, становившемуся всё более узким, и перевёл взгляд с быстро исчезавшей за кормой земли на середину той линии, где небо как бы сливалось с морем: ему хотелось, чтобы на горизонте открылась хоть маленькая щель, через которую он мог бы увидеть то, что так занимало его мысли.

Затем он посмотрел на жену и пробормотал:

— Скоро я поведу её в свой дворец… Как она всё-таки хороша!..

Однако он тут же сделал гримасу, презрительно пожал плечами и решил: «Нет, нечего с ней считаться — её ничем не проймёшь, уж очень холодна. Красивая кукла, и только».

А Клотильда, сидя в кресле, лениво трогала складки на платье, разглаживала кружева и с улыбкой думала о том, какого успеха в обществе она добьётся на новом месте благодаря своей красоте и богатству.

С угрюмых утёсов крепости четыре человека грустно смотрели на быстро удалявшийся корабль, который вскоре превратился в точку, а потом и вовсе исчез из виду. Эти четверо были дон Матео, каноник, Доминго и Гонсалес.

Вот он и уехал от нас, — растроганно промолвил первый из них.

— Хорошо было с ним, — отозвался каноник.

Доминго смахнул ладонью навернувшуюся слезу. А Гонсалес еле удержался, чтобы не зарыдать.

ЭПИЛОГ

Когда четверо проходили улицу Прадо, окаймлённую двойным рядом деревьев, последние красноватые отблески солнца озаряли высокие башенки часов на здании тюрьмы. К ней приближалась группа каторжников, о стриженных наголо, с бритыми бородами, в широкополых шляпах из пальмовых листьев. Некоторые из них были скованы цепью по двое, почти у всех на ногах волочились тяжёлые железные кандалы, при каждом шаге издававшие монотонный печальный звон. Узники изнемогали от усталости: они провели целый день на солнце, кирками выдалбливая в неподатливой каменистой почве канаву для фундамента большого дома, который какой-то магнат собирался построить для себя в начале улицы Прадо.

В небе вырисовывались освещённые последними лучами заката кроны деревьев, на землю легли широкие красноватые полосы. Вокруг было безлюдно: прохожие избегали здешних мест.

Дон Матео испытывал непонятную грусть, каноник думал, как он будет скучать, лишившись общества графа, а Доминго и Гонсалес шли молча, понурив головы.

В эту минуту на одной из прилегавших к Прадо улиц показались носилки, сопровождаемые кучкой бродяг и любопытных, и преградили путь дону Матео и канонику.

Они взглянули па носилки.

— Раненого несут, — заметил бывший учитель, а теперь уже бывший секретарь превосходительного сеньора графа Ковео.

— Или пьяного, — отозвался каноник.

На пыльную мостовую упала удлинённая косыми лучами солнца тень от носилок, которые тащили два здоровенных негра.

Солнце окрашивало в красноватый цвет и мачты корабля, увозившего столь довольного собой графа. Мраморному Нептуну были одновременно видны и носилки и корабль.

Когда носилки очутились рядом с доном Матео, который шёл впереди спутников, он разглядел черты человека, покоившегося на этом печальном ложе.

Бледное лицо старика показалось бывшему секретарю странно знакомым: он мог поклясться, что уже встречал Этого несчастного. Дон Матео долго силился припомнить — где, но так и не вспомнил, что в первый раз это было у подъезда театра «Такон» в тот вечер, когда граф и он сам произнесли две знаменитые речи, принёсшие им известность и признание; во второй — в день свадьбы графа и Клотильды, когда вечером он увидел нищего, лежавшего в подъезде какого-то дома на площади у собора; в третий — сегодня на пристани, когда он смотрел па старика, который с негодованием бросил монету в воду, а потом упал и ударился головой о массивное чугунное кольцо.

Когда носилки доставили в полицейский участок, на них лежал труп бедного старика: окоченевшие руки сжимали посох, на который ещё так недавно опирался несчастный.

Чтобы опознать личность умершего, полицейские обшарили его карманы, нашли в них старое, истрёпанное и засаленное удостоверение, но прочесть в нём удалось только следующее:

«Д….. Восьмидесяти лет… Уроженец Матансас… Занятие: чиновник в отставке…»

Ночь быстро окутала землю покрывалом мрака, засверкали красавицы звёзды, и беспокойные морские волны, разбиваясь о прибрежные утёсы, стали чертить во тьме светящиеся линии. В лавках, домах, на бульварах и улицах зажглись огни, люди вышли погулять, начались обычные вечерние развлечения.