Мой дядя — чиновник

— Как они прекрасны! — восхищённо ответил дядя. — Клянусь памятью отца, так хороши — ну просто взял бы да и съел!

— Полно, хвастун! Хотел бы я посмотреть, как ты это сделаешь!

— Тогда смотрите, ваше превосходительство.

И, еле успев договорить, дядя схватил монету, поднёс её ко рту и в мгновение ока проглотил, чем настолько ошеломил своего покровителя, что тот с трудом удержался, чтобы не заглянуть дяде в рот и не пересчитать золотые, оставшиеся в руке.

Тут в архив вошло двое чиновников.

И так как дон Хенаро всё ещё не мог поверить, что дядя взаправду проглотил монету, он расхохотался и сквозь смех выдавил:

— Ба! Уж не думаешь ли ты провести меня, как мальчишку?

Подобное сомнение раззадорило дядю: он схватил с ладони дона Хенаро ещё две монеты и отправил их в рот. На этот раз шутка вовсе не понравилась принципалу, и он влепил бы дяде оплеуху, если бы не боялся, что вошедшие усомнятся в его прославленной доброте.

Зато дяде столь лакомые кусочки пришлись весьма по вкусу, и, так как по лицу его было видно, какой у него отменный аппетит, дон Хенаро из предосторожности спрятали карман остальные монеты и, с грехом пополам скрыв досаду, сказал:

— Ну, хватит. Мне пора идти.

И без промедления вышел из архива.

Происшествие стало в канцелярии предметом всеобщего смеха и пересудов; кто-то даже расхрабрился настолько, что стал украшать стены кинтильями, децимами[8] и сонетами, посвящёнными столь рано проявившимся глотательным способностям двоюродного братца дона Хенаро, имя которого сочинитель также не обошёл вниманием. Когда дон Хенаро узнал о стишках, он рвал и метал несколько дней подряд, но так и не выведал, кому же из его неблагодарных подчинённых принадлежат эти произведения.

Но ещё больше беспокоило его другое обстоятельство: он никак не мог сообразить, из какого же, чёрт подери, источника добыл дядя деньги на покупку нового платья.

Не прошло и дня, как дон Хенаро снова спустился в архив, снова отвёл дядю в сторону, положил обе руки ему на плечи и, тряхнув его, с наигранной весёлостью заметил:

— А у тебя превосходный костюм.

— Благодарю, ваша милость, он к вашим услугам.

— Опять за своё! Повторяю тебе, говори со мной на «ты», иначе я рассержусь. Покрой твоего платья мне знаком — оно от хорошего портного, — продолжал дон Хенаро, поглаживая по рукавам и спине дядиного костюма и шутливо выворачивая ему карманы.

Дядя как дурак упивался комплиментами.

— И дорого оно тебе обошлось, братец?

— Дороговато.

— Значит, ты у меня плутуешь понемногу? — лукаво подмигнув, осведомился дон Хенаро.

— Не понимаю вас, — ответил дядя, чувствуя какую-то неловкость.

Дон Хенаро придвинулся к нему ещё ближе и прошептал на ухо:

— Ну-ка, признавайся, ваша троица уже обтяпала какое-нибудь дельце?

— Не понимаю!

— Так ли?

Дядя и в самом деле ничего не понимал, но дон Хенаро сделал такой многозначительный жест и такую наглядную комбинацию из пальцев, что дядя покраснел и воскликнул:

— О, клянусь вам, нет, ваше превосходительство!

— Да полно!.. Я же всё понимаю… Что я тебе говорил? Ты — человек неопытный, и два эти мошенника втянули тебя в историю… Вот пройдохи!

— Да нет же! Будьте покойны — в такие дела меня не впутают.

— Довольно! — потеряв терпение и резко меняя тон, перебил его дон Хенаро и спросил: — Где ты достал деньги на покупку нового платья? Ведь ещё несколько дней назад ты клянчил у меня на пару башмаков.

— Сеньор, мне пришлось занять у лодочника Доминго. И поверьте, ваша милость, кроме этих денег, у нас с племянником нет ни реала. Нечем даже уплатить за постой. Дон Гонсалес, хозяин «Льва Нации», прямо-таки съесть нас готов.

На этот раз уши покраснели уже у дона Хенаро, и он, уставившись в поволок, проворчал:

— Ладно, ладно, я же говорил тебе — здесь не зевай: новичка тут быстро окрутят и облапошат. Тут что ни чиновник, то плут. Пройдохи! Бездельники! А вся вина и худая слава падает на бедного начальника. Будь настороже, братец! И, самое главное, во всём слушайся меня. Когда тебе скажут что-нибудь подозрительное, приди ко мне и посоветуйся, а то пропадёшь ради чужой выгоды: в этой стране едва ли не каждый — мошенник. Так-то, братец!

Прошло ещё несколько дней, и оба несчастных сверхштатных подканцеляриста были уволены. Оставшись один, дядя облегчённо вздохнул, почувствовав, что он стал полновластным хозяином столь важного отдела.

Каждый день в один и тот же час появлялся привратник Хуан, непроницаемый и невозмутимый, словно машина. Он приносил гору пухлых папок и клал её на дядин стол.

Хуан был одной из самых примечательных фигур в канцелярии. Как тень, бродил он из комнаты в комнату; ни один посетитель не попадал к дону Хенаро без его ведома.