Читаем Мой дядя — чиновник полностью

Бедняга! Несмотря на героические усилия, он претерпевал несказанные муки! Едва написав слово, он тотчас же яростно и густо вымарывал его чернилами. Он исчёркал много листов, но в них бесполезно было бы искать хоть одно слово, не разукрашенное подобным образом. Дядя осматривал перо, то и дело менял его, грыз ногти, снова и снова подливал чернил в чернильницу, расхаживал по комнате, кряхтел… К четырём часам он совершенно выдохся. Ему удалось написать всего несколько строк, он прочёл их мне, но остался недоволен своим сочинением, в бешенстве изорвал лист, бросил на пол и стал топтать его ногами.

Дядя был крайне раздосадован.

Его и без того плохое настроение ещё ухудшилось, когда я объявил, что после урока, преподанного мне чиновником, я научился быстро управляться с документами, обработал все сегодняшние дела, а также значительную часть завтрашних.

Вернувшись в гостиницу «Лев Нации», дядя установил стол так, чтобы на него падали все те немногие тусклые лучи света, которые пробивались к нам через разбитое окно. Затем он взял несколько перьев, бумагу и чернила, уселся поудобнее и вновь принялся за доклад. Весь остаток дня он был крайне озабочен, а после наспех съеденного ужина купил две великолепные свечи и снова заперся у себя на чердаке.

Когда после прогулки я поднялся в нашу каморку, собираясь лечь спать, дядя всё ещё сидел с пером в руке. Не могу утверждать, бодрствовал ли он всю ночь напролёт, по с уверенностью скажу, что он не сомкнул глаз до тех пор, пока одна за другой не сгорели обе приобретённые им свечи: утром из горлышек бутылок, заменявших нам подсвечники, еле-еле выглядывали два обугленных фитиля.

Наконец, примерно через неделю и не без моей посильной помощи, доклад приобрёл вид, отвечавший вкусам моего дяди. Он собственноручно переписал бумагу начисто, стараясь не допустить грубых орфографических ошибок, вроде той, на которую не так давно указал ему наш покровитель, и, завершив свой труд, вручил его дону Хенаро.

Дон Хенаро прочёл с величайшим вниманием и сделал вид, что в некоторых словах ставит ударения и меняет буквы, но перо его всё время оставалось сухим, так как, будучи не очень сведущ в правописании, он остерегался исправлять чьи бы то ни было ошибки, чтобы другим не пришлось затем исправлять его собственные.

XIII. Хождение блистательного доклада по инстанциям

— Пусть меня чёрт унесёт, если я понимаю, что со мной творится! — воскликнул дядя, входя однажды в архив.

Он ходил со своим докладом и возвращался теперь в крайнем волнении, потому что вконец запутался в лабиринте всевозможных отделов. Дядя совершенно не мог вспомнить число и последовательность различных инстанций, по которым он носил доклад. Сперва он побывал у сеньора помощника инспектора, затем у сеньора инспектора, досконально выяснившего систему сообщений между кабинетом дона Хенаро и нашей комнатой; потом дядя повернул обратно, и какой-то сеньор отрезал у доклада уголок; в другом месте другой сеньор проделал в докладе дырку, затем доклад подшили к каким-то бумагам, свернули, сняли с него копию, занесли в пять или шесть регистрационных книг… Одним словом, инстанций и мест, где побывал с докладом мой дядя, оказалось столько, что у него закружилась голова и он перестал видеть двери.

Дядя, совершенно одурев, ходил по отделам. Когда ему чудилось, что он вот-вот выйдет в коридор, он вдруг оказывался в маленькой комнатке без вторых дверей и вынужден был поворачивать обратно, с досадой кланяясь тем, кто находился в помещении, и всячески извиняясь. Некоторые шутники, чтобы сбить его с толку, орали: «Сюда! Туда! Направо! Налево!» — сопровождая эти выкрики хохотом, насмешками, прибаутками, от которых смущение дяди только увеличивалось. И чем больше он кружил и вертелся, тем неудержимее становилось общее веселье. Наконец, сам не зная как, он неожиданно ткнулся в дверь нашей комнаты, куда и вошёл с упомянутыми выше словами.

— Что же случилось с вами, дядя? — поинтересовался я.

— Не спрашивай, племянник, — ответил, он утирая обильно катившийся по лицу пот. — В другой раз, когда у нас на руках окажется один из обещанных доном Хенаро докладов, ты пойдёшь вместе со мной, и мы попросим Хуана, который знает все здешние закоулки, проводить нас.

Я от души расхохотался.

— Чего ты смеёшься? Ведь если мы одни рискнём отправиться по всем этим богоспасаемым отделам, племянник, мы наверняка заблудимся, сгинем окончательно и бесповоротно! Разве ты не видел карту, которая висит в кабинете у дона Хенаро?

— Нет, не приметил.

— Так вот, знай — у него есть карта. И на ней обозначены всё отделы, их названия и пути, по которым надо туда добираться. Даже сам дон Хенаро боится, что вызванные им столоначальники не найдут дороги и будут бродить наугад, вроде меня.

В конце концов, разнося доклады по инстанциям, мы всё-таки на практике освоили все пути, ведущие к различным начальникам, и одновременно познакомились с сослуживцами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза