Мой дядя — чиновник

Дон Фульхенсио больше не слушал моего дядю. Он лихорадочно соображал и никак не мог взять в толк, когда, при каких обстоятельствах и с помощью каких уловок сумел этот человек тайно завязать отношения с его дочерью, которую он постоянно отвлекал и отдалял от всяких знакомств, грозивших помешать её воспитанию и учению, и ревниво оберегал ещё и потому, что больше всего на свете боялся, как бы у него не отняли предмет его отцовской любви.

Дядя, не обращая внимания на внезапную задумчивость дона Фульхенсио, продолжал:

— Никто так не любит и никогда не полюбит крошку Аврору, как я, сеньор дон Фульхенсио, клянусь вам в этом самим господом богом. Если мы поженимся, то будем очень счастливы.

— Не торопитесь, сеньор, — прервал его дон Фульхенсио, приходя в себя. — Я не верю, что моя дочь ответила на вашу любовь и вступила в отношения с вами, не посоветовавшись со мной: с тех пор как умерла её мать, я для неё не просто отец, но подлинный друг и наставник.

Дон Фульхенсио вопреки своему желанию говорил слишком взволнованно.

— Прежде всего, — продолжал он, — я попрошу вас повторить моей дочери всё только что сказанное вами.

Он повысил голос, позвал Аврору, и несколько обеспокоенная девушка прервала разговор с подругами.

Мой дядя собрал всё своё мужество.

Аврора подошла к отцу, увидела его суровое лицо и решила, что в чём-то серьёзно провинилась. Воцарилась гнетущая тишина. Подруги Авроры замолчали и с нескрываемым любопытством следили за сценой, происходившей на другом конце зала.

— Итак, кавальеро, не сообщите ли вы моей дочери причину вашего появления здесь?

Дядя повиновался.

— У меня были любовные отношения с этой сеньоритой. Я люблю её, и она меня тоже. Я человек честный, работящий и осчастливлю ту, которая…

— Аврора, правда ли то, что говорит сеньор? — спросил дон Фульхенсио.

Девушка не шевельнулась. Она стояла, глядя вниз, не разжимая губ, и на глаза у неё навернулись слёзы.

— Отвечай мне, дочь. Сегодня я должен узнать то, чего не знал раньше. Ты слышала, что сказал сеньор? Это правда?

Девушка, придя в полное смятение, испытывала такую несказанную муку, что у неё не хватало сил ни возражать, ни соглашаться. Дон Фульхенсио опустил локоть на ручку кресла, подпёр подбородок ладонью и застыл в такой позе, внимательно и строго глядя на дочь. Аврора не выдержала, всхлипнула и разрыдалась.

Дон Фульхенсио ласково обнял её за талию и повёл к стеклянной с позолотой двери, которая тут же закрылась за ними.

Мой дядя сидел в просторном зале и ждал возвращения дона Фульхенсио. Теперь он воспрянул духом и был горд тем, что преодолел свою проклятую робость. Дядя восхищался собственной смелостью.

«Вот так сюрприз для дона Хенаро! Ловким же малым посчитают меня коллеги, узнав, какой шаг я предпринял!»

Стеклянная дверь вновь пропустила в зал дона Фульхенсио. Дядя удовлетворённо улыбнулся. Но дон Фульхенсио не сел на прежнее место, а вплотную подошёл к дяде, бесцеремонно положил руку ему на плечо и спросил:

— Итак, милейший, вы твёрдо убеждены во всём том, что сообщили мне?

Этот простой вопрос полностью изменил ход дядиных мыслей. Он даже не отважился поднять глаза на дона Фульхенсио.

— Вы не отвечаете? — спросил хозяин дома.

— Нет, отвечаю, — возразил дядя с напускным спокойствием. — Ваша дочь любит меня, я люблю её, и никто никогда не полюбит её больше, чем я.

— Допустим… И она ответила на ваши чувства? — ехидно продолжал дон Фульхенсио.

— Да, сеньор.

— Ну что же, тогда разберёмся по порядку. К этому вынуждают нас обстоятельства — дело-то ведь очень серьёзное, — объявил дон Фульхенсио, усаживаясь напротив моего дяди. — Сколько вам лет, молодой человек?

— Двадцать пять.

Дон Фульхенсио сочувственно посмотрел на явные признаки лысины, обозначившейся на дядином лбу. Лысина, бесспорно, была преждевременной, по лишь для человека названных выше лет, а не для дяди, которому на самом деле стукнуло уже тридцать три года.

Дон Фульхенсио на минуту задумался, затем сказал: Авроре пятнадцать, она моложе вас на десять лет, разница немалая, но ничего! Итак, к какому же семейству вы принадлежите? Как вы понимаете, выяснить все эти вопросы совершенно необходимо.

— Я принадлежу к одному из самых знатных семейств селения К… В моём роду несколько титулованных ветвей, и сам маркиз Каса-Ветуста доводится мне родственником.

— А как ваша фамилия?

— Куэвас.

— Действительно, я знаю довольно много семейств с фамилией Куэвас.

Непринуждённые и, можно сказать, благожелательные слова дона Фульхенсио так не вязались с саркастическим выражением его лица, что дядя временами совершенно терялся и не знал, как отвечать — съязвить или быть любезным. Последнее своё замечание дон Фульхенсио отпустил с убийственной усмешкой.

В душе у дяди всё клокотало от ярости; как он ни прижимал ноги к ребру дивана, это уже не помогало.

— Вы, кажется, упомянули, что дон Хенаро — ваш кузен? — продолжал дон Фульхенсио.

— Да, сеньор, его превосходительство светлейший сеньор дон Хепаро де лос Деес доводится мне двоюродным братом. Он необычайно благоволит ко мне, но, правду сказать, и я люблю его не меньше.