Мой дневник. 1919. Пути верных

Так, нельзя не пожалеть, что наши старые дипломатические представители, сохранившие на местах свое положение и располагавшие прежними средствами, порою признавали русские белые фронты и силы лишь с оговорками, «постольку – поскольку», неудачно применяя эту формулу проклятия, порожденную революцией!

Но и в сношениях с лимитрофами было много промахов. Так непризнание адмиралом Колчаком или же просто генералом Юденичем – фактически уже осуществленной самостоятельности Финляндии и Эстонии, быть может было основной причиной неудачи белых на Западном фронте; непризнание же поляков генералом Деникиным сделало их постояннымн противниками белых. Возможно, что несколько иначе следовало разговаривать и с «украинцами». Я говорю, конечно, не о Петлюре, ибо мало кто возьмется определить, где кончалось «украинство» Симона Петлюры и где начинался большевизм Льва Троцкого. Но «украинцев» гетмана было целесообразно признать…

И опять, переходя к очередному заключению, я должен повторить, что взаимоотношения с «союзниками», при наличности их своекорыстия и наших упущений, все-таки нельзя рассматривать, как основную причину неудачи вооруженного выступления белых.

Гораздо ближе можно подойти к этим основным причинам, остановившись на изучении тыла белых, к чему я и перейду.

Достаточно только одного беглого взгляда, чтобы бросилось в глаза то неблагоприятное для белых обстоятельство, что если у красных тылом, районом снабжения, неисчерпаемым источником людского резерва, столь необходимого на войне, была вся Россия, – то тыл белых почти неизбежно свешивался в море, только временами, во время успехов белых, отходя от него. Таким образом, белым до самого конца приходилось добывать свои пополнения, как когда-то первым добровольцам свои первые патроны и снаряды, – отбивая их у противника.

Следовало бы подробно остановиться на устройстве тыла белых, так как, быть может, это привело бы ближе к цели моего исследования. По мере возможности я и постараюсь это сделать.

Если красные, для урегулирования своего тыла, прибегали к очень простому, но действительному средству, то есть к террору, к пулемету, которые всегда и на всякий тыл действовали отрезвляюще, то белые должны были применять иные меры, более подходящие к той закономерности, которую они неизбежно несли с собою. У белых были губернаторы; между ними были и плохие и хорошие; но не было стражников, то есть верхи тыловой администрации просто лишены были исполнителей, ибо все то немногое, что было в распоряжении белых вождей по части людского материала, конечно, в первую голову поглощалось боевой линией… И, как следствие, получалось, что при полном произволе в тылу красных там царил относительный порядок, а при полной законности в тылу белых – тыл их был безусловно далек от порядка…

Я не могу останавливаться на подробном рассмотрении всего того, что делалось в белом тылу, – я не могу перечислять все меры по аграрному вопросу, финансовому и иным законодательствам; каждый из участников вооруженной борьбы белых может по своей специальности дать немало материала для разработки этих вопросов; я лично хочу остановиться только на обстоятельствах, непосредственно влиявших на положение белого тыла, и на том, почему это было так, а не иначе. Последнее вытекает уже из моих указаний на методы сторон в этой напряженной борьбе.

Были восстания, но в этом отношении оба тыла, обе стороны были в одинаковом положении – восстания были и тут и там, и этом отношении образцом может служить разбойник Махно, который, несмотря на все свое моральное тяготение к красным, с одинаковым увлечением дрался и против них, и против белых.

Был бич тыла тиф – но был он и тут, и там. И белые, и красные, занимая районы расположения противника, натыкались на бесконечное количество трупов, на мертвые поезда, не имевшие в своем составе ни одного живого человека…

Бичом белого тыла была красная пропаганда. В этом вопросе красные преобладали, так как он был поставлен у них лучше, чем у белых, да и надо признать, что лозунги, проводившиеся ими в жизнь, были всегда бесконечно более заманчивыми для массы, чем то, что могли предложить ей пропагандисты белого фронта… Дальше чем «грабь награбленное», «все дозволено» и настоятельного обещания рая на земле все равно идти было невозможно!

Пропаганда была могучим фактором, разрушавшим белый тыл; восприимчивость к ней толпы, имевшей свой рупор в городских базарах, была поразительна; но на толпу эту – и не только на толпу, но и на так называемые общественные круги в белом тылу – не меньше красной пропаганды действовала и другая работа – работа русской интеллигенции отчасти и несоциалистического толка, но, конечно, главным образом работа самих социалистов…

Если первые, то есть радикальные интеллигенты действовали порой просто бессознательно, повторяя старые зады и насвистанные годами теории, то вторые действовали, конечно, совершенно сознательно.