Мой долгожданный

— Оставит Ир. Сегодня ее запал уже поугас. Ребенок — это не ручная собачка. Она себе даже не представляет, какой это труд. Поверь мне, она не захочет этот труд на себя брать. Я даю ей три дня максимум. Может даже меньше, посмотрим…

— Мне сегодня твоя мама рассказывала, как ты в деревне терроризировал всю улицу.

— Про бабку Маньку — улыбаясь, спрашивает Леша.

— Наверное.

— Да я в детстве еще тем подарочком был. Бедная бабка белье настирает, развесит на солнышке, а мы тут как тут со своими великами тюнингованными. Сам бы себя сейчас прибил, — смеется он. — Ир, а как бы ты ребенка назвать хотела?

— А ты?

— Нет. Ты сначала скажи.

— Мальчика Романом, а девочку Настенькой… Чего молчишь? А ты бы как назвал?

Леша обнимает меня. — Точно так же.

— Нет. Так не пойдет. Как бы ты хотел?

— Ира, мне нравятся твои варианты. Просто недавно у коллеги сын родился, они его Ратибором назвали. Я хотел убедиться, что ты ничем подобным не страдаешь, — улыбаясь, говорит Леша.

18

— Мама! Почему она стоит в углу?

— Сынок, а что я могу поделать? Она мать! Сказала, если выпущу ее из угла, всем нам плохо будет!

— И давно она там стоит?

— Около часа, — поникшим голосом говорит мама. — Леша. Ведь это ты ее надоумил? Она почти все ее наряды ножницами покромсала. Да еще ума хватила сказать, что это проверка мамы на вшивость! Так и заявила ей!

— Геля, выходи давай! Хватит там сопеть!

— Мама не разрешает, — расстроенным, но вполне спокойным голосом говорит Ангелина.

— Леша, не вмешивайся! Ее действительно нужно наказать. Рита сказала, что из угла Геля выйдет, только когда она вернется. А может, и не выйдет вовсе. Все будет зависеть от ее поведения, — говорит мама. — Слышишь, Ангелина! Про ножницы забудь! Больше ты у меня их не получишь!

— А Ритка где?

— Она у Вики Алтуфьевой. В соседнем подъезде ее одноклассница живет. Пошла нервы успокаивать. Должна вернуться скоро.

Мама уводит меня на кухню. — Леш. Ангелина, правда, перегнула. Она почти все ее вещи испортила. Мало того, что порезала одежду, ну, это, по крайней мере, она объяснила. Теперь почти все ее куклы одеты по-новому. Она им столько одежек намастерила. А еще она по всему дивану вчера вечером разложила слайм.

— Говори по-русски. Откуда я знаю, что такое слайм!

Мама берет контейнер со стола и показывает мне какую-то розовую жижу с блестками, напоминающую сопли.

— Вот эту субстанцию Рита все утро вычесывала и вымывала из волос. Но боюсь, что без парикмахера не обойдется.

— Я тебя умоляю! Нарастит себе патлы еще длинней, чем прежние.

— Она говорит, что мы испортили ребенка. Леш, я не знаю, как она ведет себя с тобой. Уж я то в курсе, что Геля очень шкодная, я с нее глаз стараюсь не спускать. Но это ведь ты ее научил довести мать так, чтобы та от нее отказалась?

— Мам. А ты хочешь, чтобы Рита ее увезла? И ребенок неизвестно где сам себе предоставлен был?

— В любом случае она ее мама!

— Как ты заговорила! А чем, скажи мне, эта мама занималась, пока ребенок ателье в ее чемодане организовывал?

— С парнем своим на лоджии разговаривала.

— Сколько? Пять минут? Десять? Сколько времени понадобилось Геле, чтобы переодеть свои сто пятьдесят кукол!

— Часа полтора… Я тоже прилегла и задремала. Плохо себя чувствовала, — опустив глаза, говорит мама.

— А что вы хотели? Ты забыла, какой была Рита в ее возрасте?

— Точно такой же.

— Вот и пожалуйста, чего и следовало ожидать! Звони ей, пусть возвращается и общается со своим ребенком. А не по подружкам шляется. Что бы ребенок был воспитанным, его нужно воспитывать! Не пропадать на годы, а потом появляться и наказывать углом, а разговаривать со своим дитём и объяснять, как следует себя вести, а как не следует.

Слышу за своей спиной редкие аплодисменты.

— Вот это речь! Ты когда, Алешенька, таким умным стать успел? Себе роди ребенка и разговаривай с ним. А нас оставь в покое! Я взяла билеты на четверг. Я не собираюсь оставлять ее здесь! Я уже увидела, как ее здесь воспитывают! Она же невыносимая! Ничего не слышит, полностью меня игнорирует, на месте десяти минут не сидит! Мама, ты вообще меня поразила! Как ты такое могла допустить?

— Мам! Можно я выйду из угла? Я писать хочу!

— Нет!

— Ты не нормальная? Она же сказала, что хочет в туалет!

— Пусть терпит! Не младенец уже!

— Дура! Ей всего пять лет!

— Ну, пожалуйста! Я уже не могу!

Иду в комнату. Беру на руки Гелю, несу ее в туалет.

— Ты охренел! Я ее мать! Я не позволяла ей!

— Рита. Да сколько можно? Мать! Мать! Сколько можно кричать, что ты ей мать! Да ей Ирина гораздо больше мать, чем ты! — наконец не выдерживает и мама.

— Мы сейчас же отсюда уедем! Я на тебя рассчитывала, полагалась на тебя! Зря! — зло бросает Рита маме.

— Дочка, ну что ты такое говоришь? Ты здесь всего три дня. И еще минуты спокойной у нас не было. Ребенок тебе не такой! Я ее запустила! Леша вообще право ни на что не имеет. А если бы не он, где бы была Геля, пока я в больнице лежала?

Ангелина выходит из ванной, подходит ко мне. Обнимает меня за ноги. Рита с психом уходит в комнату, хлопает дверью.

— Мам. Не рви себе душу. Ты же видишь, она не пробиваемая.