Голос его севший, несчастный, усталый, какого я еще ни у кого не слышала. Я не могу сказать, можно ли его простить. Я не могу сказать за всех, но более того - даже за себя не могу. Я говорю:
- Выпустите нас, пожалуйста. Пора.
- Я думал, что все еще может быть нормально. Я думал, что нашу жизнь еще можно исправить. Я думал, что выбрался оттуда, чтобы сделать все лучше, чем было. Думал, что у нас будет семья. Я был таким трусом. Я был и остаюсь таким трусом! Я думал, что смогу хоть что-то!
И я вижу, что он дрожит, как будто у него высокая температура. Это заставляет меня снова обнять его. И между нами устанавливается нечто такое личное, чего у меня не было никогда и ни с кем, и я знаю, больше ни с кем не будет. Я плачу за него. Я реву громко и оголтело, а он остается неподвижен, он только дрожит. И все меньше, меньше, как будто это его боль я выговариваю на древнейшем из языков скорби.
В конце концов, он замирает, а я замолкаю. И Мордред целует меня, губы у него соленые от моих слез. Я не отвечаю ему, но и не отстраняюсь. Ему этого достаточно. Этот поцелуй очень отличается от тех, которые оставлял мне Господин Кролик. Он нежный и одновременно прохладный, целомудренный. Он любит меня, понимаю я. Он тоже меня любит, как я люблю его. Мы могли бы любить друг друга еще пару дней назад. Но теперь этого никогда не будет.
- Выпустите нас, - повторяю я. Ключ крепко зажат в моей руке. Я встаю на ноги, отхожу назад.
Что делать с Галахадом, думаю я, он останется тут, непогребенный?
- Да. Я должен выпустить вас.
Он тоже поднимается.
- Куда вы пойдете, Вивиана?
- Подальше отсюда.
- Что вы будете делать?
- Я не знаю.
Он идет к двери, но я опережаю его.
- Идите за мной. Ключ останется у меня.
- Да. Конечно.
Я выхожу из комнаты, больше не оборачиваясь к Галахаду. Я никогда его не увижу. Никогда-никогда.
Глава 12
Мы спускаемся по лестнице. Мордред идет позади меня. Он не издает ни звука, как будто даже не дышит.
- Вивиана! Где Галахад?
И я не знаю, что сказать Ланселоту, но он понимает все сам.
- Ах ты дрянь! - рычит он, наставляя дробовик на Мордреда.
- В смысле? - спрашивает Кэй шепотом. - А где Галахад?
И я понимаю, что мне все-таки придется это произнести.
- Он мертв, - говорю я бесцветно. Моргана белеет хуже снега, открывает и закрывает красиво очерченный рот, как рыба. И я знаю, что мне абсолютно нечего ей сказать. Нет слов, которые могли бы ее утешить.
Ниветта смотрит в пол, Гвиневра сжимает зубы, так от взгляда на нее скулы болезненно сводит, а Гарет выглядит так, будто сейчас расплачется.
Но никто из них на самом деле все еще не верит. Они ни разу не сталкивались со смертью, и они не видели тела Галахада. Они будут думать, что все это шутка до последнего.
- Пожалуйста, - говорит Мордред. - Давай выведем детей. А потом застрелишь меня. Я все понимаю. Все-все понимаю.
- Как собака, - смеется вдруг Ланселот, а потом быстро и точно бьет Мордреда прикладом дробовика, и тот сплевывает кровь. Он терпит молча.
- Ключ у меня, - говорю я Ланселоту. Он кивает. Лицо у него совершенно непроницаемое, такое, что даже страшно. Дуло дробовика упирается Мордреду в спину.
- Иди. Освободи детей. А потом я тебя застрелю.
- Ты пойдешь с нами? - спрашивает Гвиневра.
- Да. Конечно.
- Ура, а то мы потеряемся.
- Тихо, Кэй, - говорит Гарет. И дальше мы идем к двери в совершенной тишине. Моя жизнь, какой я ее знала, окончена. Это единственное, что я теперь знаю точно. Мне страшно, радостно, очень грустно, и я не могу верно охарактеризовать то, что я чувствую даже этими словами - все слишком глубоко, как никогда прежде.
Давно наступило утро, дождь становится все сильнее и смывает с окон кровь, смывает кровь с цветов, и теперь все кажется зеленым-зеленым, удивительным, живым. Капли бойко бьют по цветам, а потом дождь набирает еще силы, и теперь за окнами и вовсе ничего не рассмотреть, сплошная вода.
Мы выходим на улицу. Не лучшая погода для того, чтобы покидать дом. Но время пришло.
Я беру за руку Ниветту, и чувствую, как рука ее подрагивает. Мы переступаем порог последними.
- Где игрушка? - шепчет вдруг Ниветта. Я оборачиваюсь. Выпотрошенная игрушка должна была валяться у окна, но ее там нет. Мы с Ниветтой готовимся издать одинаковой силы крик, в этот момент Мордред оборачивается, и я знаю, что он вовсе не Мордред. В руках у него снова два автомата, из которых он стрелял в Галахада. Только здесь почти негде прятаться. Шум дождя практически заглатывает звук двух точеных очередей, зато грохот дробовика раздается, как гром. Мы с Ниветтой бросаемся обратно в дом, прямо над нами очередь пробивает одно из уцелевших окон.
Почти так же отчетливо, как грохот дробовика, я слышу, как Гвиневра выкрикивает заклинание.
- Обманешь меня один раз, позор тебе, обманешь меня второй раз, позор мне, - говорит Господин Кролик. И я не понимаю, кому именно.
- Кэй! Кэй! - визжит Моргана. У меня сердце в пятки уходит, и я не представляю, что в этот момент чувствует Ниветта.
Я рвусь наружу, из дома, на порог и в сад, где что-то случилось с Кэем.
- Нет, Вивиана!