Мой домовой — сводник (СИ)

— Мне не важно, когда эта школа выйдет из минуса. Мне на это вообще плевать. Я просто хочу, чтобы ты делала то, что тебе нравится в том формате, который тебе нравится и чтобы никто не командовал тобой, кроме тебя самой…

— Мной никто никогда не командовал, — выдохнула я, поводя плечами. — И я живу, делая то, что люблю. И я с тобой не ради школы, даже не ради ребенка…

— Неужто ради меня? — перебил Виктор, тряхнув головой. — Не верю…

— Потому что ты дурак! — вырвалась у меня горькая правда, и я закусила задрожавшую вдруг губу.

Терьер рванул в сторону, чуть не вырвав мне руку. Неужели Виктор пнул его, иначе чего тот вдруг залился таким истошным лаем, а этот придурок со смачным словцом рванул от меня. Я подняла глаза и бросилась следом, на бегу отпуская собаку на длинный поводок, но когда добежала, Виктор уже держал сына на руках и открывал пальцем залитый кровью рот.

— Все на месте…

У нас с собой ничего. Даже пачки носовых платков нет! Был один, который Виктор вытащил из кармана джинсов и тут же окровавленным бросил в урну. Какая-то мамочка тут же подскочила к нам с влажными салфетками. Виктор усадил плачущего ребенка на скамейку и принялся промокать ему рот.

— Губу прикусил. Всего-то делов… Чего реветь!

Я стояла, как дура, с собакой на руках — терьер так рвался к скамейке, что повис на поводке, и, спасая пса от удушья, я схватила его подмышку.

— Сына бы обняла, а она собаку, — раздался за моей спиной старушечий голос. — Детей для галочки рожают. А потом даже не смотрят за ними.

Я сильнее закусила губу и заставила себя не обернуться. За ребенком мы точно не следили… И дома услышали почти то же самое, хотя Глеб уже даже не всхлипывал.

— Вас было двое! — возмущалась Зинаида Николаевна. — За одним ребенком не уследить?!

— А будто я у тебя не падал! — поднялся с колен Виктор, чтобы выбросить смоченный в перекиси тампон, пока я дула на распухшую губу.

— Я гуляла с тобой одна, и у меня ты не падал. С качелей ты свалился с дедом, — зло бросила хозяйка. — Йодом намажь! Чего ты стоишь?

— Не нужен никакой йод. Он губу прикусил и все тут. Не надо делать трагедии на ровном месте. Все дети падают. Упал, встал, пошел дальше. Мужика растим или бабу?

— Надо следить за детьми, тогда они и падать не будут.

— Я его за ручку до восемнадцати водить буду? На свиданку тоже?

— Вот я посмотрю, что тебе Оля скажет…

— А что она мне скажет?! — почти орал Виктор, разводя руками. — Глеб такой же мой сын, как и ее. Упал. Все, конец света… Как вы меня достали, курицы!

— Конец света — это твоя безответственность. И твоя тоже, — это Зинаида Николаевна говорила уже мне. — Как только тебе родители детей-то доверяют… Когда ты собаке даже лапы вытереть не можешь!

— Мам, успокойся! Не надо еще Иру подключать. Я вымою тебе пол и новый диван привезу…

— Не нужны мне твои диваны! У тебя давно диван вместо башки! Риччи, быстро в ванну!

Виктор вернулся к дивану, с которого только что спрыгнула собака, обнюхавшая Глеба с ног до головы и лаявшая на нас за то, что ей не позволили облизать ребенку лицо.

— Ну что, герой, не болит?

Мальчик затряс головой, хотя высморкать нос ему бы не помешало.

— Вот и отлично. До свадьбы заживет. До моей, — добавил Виктор с привычным смешком.

— А у тебя будет свадьба?

— Будет, очень скоро. Вот у тебя губа заживет и сразу будет.

Глеб перевел на меня большие глаза:

— А у тебя будет платье, как у мамы?

— У нее будет лучше, чем у мамы, — встрял Виктор, поднося к носу сына салфетку.

— Давай, сморкайся. Ну че ты, как маленький слоненок. Давай дуй, как слон!

— Белое? — не унимался мальчик с платьем.

— Белое, — отвечал за меня его отец. — А вот волосы у нее будут зеленые.

— Не будет у меня зеленых волос! — не выдержала я полного игнорирования.

— А мы ее убедим, верно? Смотри! — Виктор вынул из заднего кармана джинсов айфон и присел на диван. — Смотри! Правда красавица?

Что он ему показывает?

— У тебя были зеленые волосы? — поднял на меня еще большие глаза Глеб.

— Были, были… — отвечал отец. — Я как увидел эти волосы, сразу понял, вот она, моя царевна-лягушка…

— Витя! — это вернулась Зинаида Николаевна и перед ней бежал, отфыркиваясь, терьеришка. — Я сварила кашу. Глебу думала с молоком дать, но не знаю, как он сейчас есть сможет. А вам, как гарнир с бужениной. И еще зеленый салат порезала. Будете есть?

— А ты будешь с нами есть?

— Я даже выпью за ваше счастье, — в тон ему ответила мать.

— Тогда ладно. А ну, герой, марш руки мыть. И ты, кстати, тоже.

Это Виктор обращался уже ко мне. Глеб с тяжелым вздохом протянул мне руку: бедная лягушка, говорил его взгляд.

Глава 44: Мужской договор и Баба Яга против

Рыжик действительно за ужином канючил, но папа на него не ругался. Видимо, проникся виною. Или вином. Так что даже согласился заменить кашу макаронами, хотя те, мысля здраво, есть разодранным ртом было куда труднее. Наверное, все же благодушию Веселкина способствовало сухое красное.

— Почему все мужики так любят макароны? — вздохнула Зинаида Николаевна, ставя перед внуком полную тарелку.