Мой домовой — сводник (СИ)

— Не обижайся, дурочка. Я ведь не обидеть тебя хочу. Смотри правде в глаза. Да помани я любую пальцем, побежит сразу да еще вприпрыжку. Но нахер они мне не нужны. Наигрался! Теперь мне нужна ты. Взрослая разумная женщина, которой можно с закрытыми глазами доверить ребенка. Красивая женщина, с которой можно сходить к друзьям. Ира, да ты о таком, как я, и мечтать не могла. Какой шанс у нас был пересечься? Да никакого! Может, хватит уже молчать? Ну посмотри ты на себя со стороны! Тебе скоро тридцать, ни карьеры, ни денег, ни детей, ни нормального мужика… И, главное, это то, что ты прекрасно это понимаешь. Чего тебя сейчас так колбасит? Ты бросила своего Вадима еще до меня. Так что не надо сейчас трепать мне нервы. В этом мире достаточно людей, которые это делают профессиональнее тебя. Ты лучше меня побереги, я неплохое приобретение. Спроси любую свою подружку… Да они обзавидуются!

— Убери с меня руку! — прорычала я.

Но он не убрал, он запустил мне ее под шею и притянул к себе. Я дернулась в сторону, но его губы все равно нашли мои, а вторая рука, минуя ремень безопасности, задрала кофту и скользнула пальцами под тонкую резинку лифчика. После чего он отпустил мои губы, но не грудь.

— Как же ты хороша, когда злишься… Так что, пожалуйста, не злись. Я не железный, слышишь?

Разве можно было что-то расслышать за его хриплым дыханием… Да и у меня заложило уши от тепла его рук. Он усилил хватку, и боль с груди камнем упала в живот. Его губы скользили по шее, по секундно возвращаясь к моему рту из страха, что я своим протестом разбужу ребенка. Но я и не думала отталкивать его, он вдруг сам резко оторвался от меня и вжался лбом в руль.

— Мне кажется, — голос его дрожал, и он судорожно облизал губы, — что джинсы изобрели будущие феминистки, твои подружки из прошлой жизни, ненавидевшие весь мужской пол…

Я не смогла сдержать улыбки. Он повернул голову на бок, и я протянула руку, чтобы снять съехавшие на нос очки.

— Тебе не идет быть серьезным.

— Не проси вставить линзы. Мне нельзя. Я постоянно тру глаза… Но хочешь, куплю очки на леске? Хотя думал, мне такие не идут…

Он протянул ко мне руку, в ней было кольцо.

— А твой палец я найду и с закрытыми глазами.

И он действительно их закрыл. Засранец… Какой же он гавнюк! Специально тыкался мимо, в мой живот, чтобы я сама подняла руку и вставила палец в золотой круг. Только тогда он открыл глаза и поднес к губам мою руку.

— Спасибо.

И я потребовала от него вторую благодарность, водружая на переносицу его тяжелые очки.

— Ты можешь ехать?

Он снова улыбнулся и демонстративно подтянул бляху ремня.

— По этой дороге никто не может ехать, но я постараюсь доковылять. Ее строила, наверное, лига не любителей автолюбителей…

— Витя, а кто научил тебя вести бизнес так грубо?

— Кто? — он снова улыбался. — Предок, который охотился на мамонта. А я серьезно был груб? Прости. Тут ведь главное результат…

Виктор потянулся к телефону и продекламировал:

— Ты знаешь, мать, что я решил жениться.

Я много ем и очень мало сплю.

Но если сплю, такое мама, снится!..

Давай я, мать, дровишки поколю.

— Не надо искать песню, я ее знаю… И про первую дуру, на которой женятся, тоже…

Виктор скосил на меня глаза, губы его так расплылись в улыбке, что обнажили все зубы. В оскале хищника.

— Я вообще-то Костровой эсэмэску отправляю. Пусть мне какой-нибудь приемничек сломанный найдет починить или джинсы на пару размеров больше купит.

Я выпрямилась, отодвинувшись от спинки чуть ли не до самой торпеды.

— Ты что, так и написал?

Виктор рассмеялся в голос.

— Знаешь, а надо было!

— За что ты мать так не любишь?

— Да я ее обожаю! Она у меня замечательная, только дура дурой… Кстати, ты ей очень понравилась. Она мне так и сказала, что у нормальных мужиков нормальные девушки, а у меня одни шалавы. А что я? Витенька слушается мамочку. Пусть теперь хоть что-то вякнет… Думаю, к трем-четырем мы сможем к ней нагрянуть. Спектакль там, кажется, всего час идет.

Он схватил загудевший телефон:

— Я не пьяный, — ответил кому-то. — В пять только сможешь? А где мы болтаться должны после театра? Не надо ужина. Мы торт купим. Глеба я накормлю, не переживай. Какое предупреждение? Вы же с Ирой знакомы. Слушай, ну хватит, десять дней это даже много для меня. Ну реально, надо было тебе приглашение на свадьбу по почте прислать. Да, я с тобой поговорю. Завтра. Завтра, я сказал. Сегодня суббота. Я с сыном. Все.

И он отключил телефон, не дав, наверное, матери даже фразу закончить. Вежливость на грани фантастики.

— Вот какой пример ты подаешь ребенку? — не сдержалась я.

Виктор обернулся назад. Я тоже: Глеб продолжал спать.