Мой домовой — сводник (СИ)

Всю дорогу в город мы молчали. Мы слушали. И порой помогали Глебу сосчитать, сколько у него теперь сестер — какой тонкий расчет. Господин Веселкин, я не перестаю вами восхищаться! Ну разве я смогу теперь лишить ребенка такой многочисленной семейки?! А вот меня моей, кажется, уже лишили.

Лица провожающих носили похоронный отпечаток. Ничего… Что там говорила Людмила Михайловна? Семья невесту как бы хоронила, выгоняла из рода и родства почти не помнила? Отлично! Невеста на свадьбе ревет? Я, честно, еле сдерживаюсь! Мужчина женится только ради наследника? Ну так оно и есть! Боже, мне надо было в школе лучше историю учить! С женским уклоном. Тогда бы я не чувствовала никакого дискомфорта в данной ситуации. А сейчас я с трудом удерживала одно место вжатым в кожаное кресло, то и дело поглядывая на встроенный в панель экран, проверяя, сколько там еще минут до дома. Чьего, только вопрос? Похоже, уже не моего…

— Ну не мать твою!

Виктор уже перегородил выезд соседскому жигуленку, и я отстегнулась. Он смотрел назад: глаза Глеба были закрыты, а минуту назад мы, кажется, с ним разговаривали… О чем, уже не помню. Я не закрывала рот лишь для того, чтобы, не приведи Господь, Веселкин не ляпнул что-нибудь такого, чего я уже не расхлебаю.

— Ночуем в машине?

Лицо говорило о том, что его владелец не шутит. Только местоимение "мы" пусть заменит на "я". Это ты ночуешь в машине, а у меня в квартире кот. Но вслух я сказала лишь то, что его предложение неправильное.

Виктор тут же попросил меня взять из багажника сумку, а сам попытался переложить ребенка на плечи. Увы, спящим мы донесли Глеба лишь до дверей квартиры, где он разревелся в голос под аккомпанемент противного эха. Укачивать было глупо: не спать же в одежде, чумазым и, возможно даже голодным… Я предложила засунуть его по душ. Не холодный, правда, а теплый. Собственно это мы и собирались сделать по приезду — вымыть трубочиста, грядкокопателя, тюльпанообрывателя… Уезжать с дачи Глеб не хотел совсем. Это все остальные хотели, чтобы мы наконец свалили.

— Разбери диван! — я хотела говорить тихо, но пришлось перекрикивать плач. — Нет, сначала душ настрой!

Я спешно стягивала с ребенка курточку, кроссовки, свитер, футболку, штаны… Голенького подхватила на руки и, не рассчитав веса пятилетки, с трудом разминулась с Виктором в дверях ванной комнаты.

Вода подействовала не сразу. К всхлипываниям, воплям протеста и крикам, что он хочет к маме, добавилось еще и отфыркивание от струй воды. Вода вообще не успокаивала, а только будоражила ребенка еще больше. Если бы Виктор вернулся из комнаты и вырвал ребенка из моих неумелых рук, я бы не удивилась, не расстроилась, а скорее обрадовалась. Но вместо него явился Чихуня, поднялся на задние лапы на край ванны и начал тянуть под душ правую лапу. Глеб замер, а потом принялся смеяться, пусть пока еще сквозь слезы. Кот раздухарился и начал лупить по струе сильнее, наблюдая за реакцией ребенка, точно опытный циркач. Я уже сама улыбалась, и Виктор застыл на пороге, чтобы не спугнуть своего хвостатого тезку.

Я не стала терять времени и осторожно намылила малышу голову, стараясь не уронить ни капли пены на лоб. Избежать шампуневой экзекуции не представлялось возможным: Глеб умудрился обсыпаться землей. Наконец я сумела отогнать кота от воды и завернула ребенка в махровое полотенце.

— Хочешь молока? — предложила я, растирая купальщика насухо.

— С "барни"? — спросил тот про детский бисквит. Небось, хотел с шоколадной начинкой.

— Нет, но у меня есть печенье… Чихуня его очень любит. Но он добрый кот, поделится с тобой…

Глеб посмотрел на кота, который сидел на пороге у ног его отца. Что оба Чихуни думали по поводу моего предложения, не знаю. Но Глеб на него согласился. Я снова собралась с силами и подсадила ребенка, закрученного в полотенце, себе на бедро. У меня, конечно, имелся опыт по тасканию детей и не только Арининых, но мальчик, на вид такой же щуплый, как и его папа, весил дай боже! И я рада была ссадить его с себя на стул. Он болтал ногами и те, к счастью, не доставали до холодной плитки.

В мешке оставалось ровно две печенюшки. Я чуть подогрела молоко в микроволновке и протянула ребенку стакан. Виктор оставался в дверях. Молча стоял и смотрел на нас, словно боялся спугнуть какое-то видение одним душераздирающим вздохом облегчения.

— А теперь марш зубы чистить! — скомандовал он наконец.

И Глеб, выпятив губу, поплелся с отцом в ванную. Я ждала их в коридоре, вооружившись феном, но сушиться мы решили все же на диване. И не зря… Я еще не досушила рыжий затылок, как обнаружила, что Глеб сидит с закрытыми глазами. И не просто сидит, а спит. Горячий воздух освободил папу от роли чтеца и вогнал меня в роль — слушательницы? Или мечтать не вредно?

— Спасибо, — руки Виктора обвились вокруг моих плеч, лоб вжался в мой так, что я почувствовала носом очки. — Один бы я с ним точно не справился. Последний раз купал его года три назад…

Один бы не справился? Будто он вообще что-то делал, кроме застилания постели…