Мои дорогие девочки

Выбравшись из постели, она надела халат и свои большие розовые тапочки. Через закрытую дверь Виктория слышала, что в комнате Ральфа, расположенной с другой стороны дома, звучит музыка. Значит, он не пошел в школу. Виктория нахмурилась, понимая, что сын поступает неправильно, – через несколько месяцев у него выпускные экзамены. Очень важно, чтобы он быстрее вернулся к нормальной жизни, насколько это вообще возможно в их ситуации. Виктория надеялась, что учителя проявят понимание, ведь похороны его отца были только вчера. У нее не было сил, чтобы спорить с сыном. Любая ее попытка поговорить с ним в эти дни заканчивалась ссорой.

Виктория медленно прошла по коридору верхнего этажа к большой комнате в задней части дома и распахнула дверь. Внутри у нее все перевернулось, и она остановилась, чтобы сделать несколько глубоких вдохов. В этой комнате до сих пор ощущался запах Лео – характерный цитрусовый аромат, в котором смешивался запах лосьона после бритья и его кожи. В этой комнате находился кабинет Лео, его личное пространство, и никому другому не разрешалось сюда заходить. Дети ныли, что это несправедливо, ведь у них крошечные спальни, а отец редко бывает дома, но он игнорировал эти разговоры. Виктория впервые оказалась здесь с момента смерти Лео.

Окно выходило в сад на северную сторону, и в комнате царил полумрак. Белая венецианская штора была опущена наполовину и закрывала вид из окна. Виктория включила верхний свет и огляделась. Тут все было именно так, как он оставил, уходя в последний раз. Стену слева от пола до потолка занимали полки с сотнями сборников нот – все аккуратно расставлены в алфавитном порядке. Также там были биографии многих композиторов. Романы, хотя Лео не очень любил читать их, музыкальные словари и разнообразные справочники.

Элегантный рояль «Стейнвей» стоял напротив окна рядом с серым шкафом для хранения документов. Вокруг висело множество черно-белых фотографий Лео в рамках. На них он дирижировал, поэтому лица почти не было видно, и в глаза бросались широкие плечи, поднятая дирижерская палочка, головы оркестрантов и смычки. Лео был очень сдержанным дирижером и не отличался экстравагантными жестами за пультом. Он был известен своими точно выверенными, едва заметными движениями. Считал, что хороший дирижер не должен кричать, повышать голос или из кожи вон лезть ради результата. Это было не в его стиле.

Виктория перевела взгляд на портрет Лео крупным планом, висевший справа от обычного снимка, и у нее сжалось сердце. Часто в обычной жизни Лео выглядел напряженным и серьезным, но в этот раз фотограф застал его врасплох. Голова была слегка повернута, так что можно было разглядеть крепкую шею, четкую линию подбородка, идеальный нос лишь с намеком на горбинку и ровные зубы.

Темные, с сединой на висках, волосы, были коротко подстрижены над ушами, а сверху чуть длиннее. Она предполагала, что Лео их красит, но это ее не волновало. Лео выглядел намного моложе своего возраста, и седина не пошла бы ему.

Идеальная стрижка свидетельствовала о том, что Лео заботился о своей внешности и для него большое значение имело то, как он выглядит. Да по другому и быть не могло, ведь он выступал на публике. А хорошую физическую форму Лео сохранял до самого конца, хотя никогда не занимался спортом и не ограничивал себя в еде. Его способность оставаться стройным и подтянутым, когда она набирала вес с пугающей скоростью, всегда поражала и немного раздражала Викторию. И торты и пудинги не успокаивали ее.

На этом снимке он широко улыбался. Именно так Лео выглядел, когда смотрел на Викторию после долгой разлуки. Казалось, эта улыбка отражала всю его суть.

Она больше не могла об этом думать и отвернулась от портрета, желая поскорее покинуть комнату. Но, вспомнив о том, что ей предстояло сделать, взяла себя в руки. Около стены справа, которую тоже занимали полки с сотнями, а возможно, и тысячами дисков с записями классической музыки – только классика, потому что Лео терпеть не мог джаз и поп-музыку, – стоял широкий дубовый стол с большими медными ручкам. Виктория подошла к нему и замерла, боясь начинать поиски.

На столе лежала партитура оперы Вагнера «Тристан и Изольда». Виктория вспомнила, что Лео собирался дирижировать оркестром в Театре Елисейских Полей в Париже. Они обсуждали, что ей надо приехать к нему как-нибудь на выходные, но Виктория сомневалась – ей нужно было присматривать за Саломеей.

Она вздохнула, вспомнив, как часто отказывалась приехать к Лео, потому что это казалось ей слишком сложным. Если бы можно было повернуть время вспять, она сопровождала бы Лео на все его выступления. И могла бы брать Саломею с собой – это ведь обычная история, когда мать и дочь путешествуют вместе. Нет ничего страшного в том, что девочка пропускала бы несколько дней в школе.