Мои дорогие девочки

Виктория ужасно волновалась. Была глубокая ночь, а она до сих пор не знала, где искать сына. Он очень жестоко с ней обошелся, но сейчас она уже винила себя в том, что не сдержалась. Не в состоянии ни на чем сконцентрироваться, она мерила шагами гостиную и остро ощущала нехватку Лео. Как вообще можно вынести такую боль? Затем она подумала о том, что, будь Лео сейчас жив, он наверняка был бы занят Кэт и ее беременностью. И эта мысль мучила ее так же сильно, как горе. Неожиданно Виктория осознала, что переживает за Кэт, ведь от нее уже несколько дней не было новостей. Удивительно, почему она чувствует за нее ответственность? И ничего не может с собой поделать.

Поведение Ральфа вызывало у нее одновременно гнев и отчаяние. Она очень сердилась на сына: как он мог взять и исчезнуть? Неужели не понимает, что у нее и так много поводов для волнения? От его эгоизма у нее даже перехватило дыхание. А если он попал под машину или на него напали? Или Ральф совершил какую-нибудь глупость? Виктория знала, что процент суицидов у подростков очень высок. Ральф же был сейчас очень уязвим, ведь он тяжело переживал смерть отца. Его голова наверняка полна черных мыслей, а поведение казалось непредсказуемым и пугало ее.

Как бы он к ней ни относился, она любила его больше всех на свете и, независимо от его поведения, отдала бы за него жизнь. Несмотря на позднее время, Виктория взяла телефон и позвонила Дебс, своей разумной, уравновешенной подруге, которая, хотя и была моложе Виктории, казалось, прожила на этом свете уже тысячу лет.

– Я не знаю, где Ральф, – произнесла Виктория. – И я не знаю, что мне делать.

Ответ Дебс был взвешенным и хладнокровным, именно этого и ожидала Виктория.

– Он поехал к другу, немного выпил и заснул, забыв позвонить. Вернется утром, поджав хвост и страдая от похмелья.

Дебс права. Возможно, сейчас Ральф храпит на чьем-нибудь диване. И все же… Виктория взяла телефон и позвонила. Снова тишина. «Позвони мне», – написала она. Тоже никакой реакции.

Она не могла уснуть, поэтому включила радио и слушала рассказ об уроках правильного питания в китайских школах. В какой-то момент Виктория задремала, но ее разбудили громкие пугающие звуки – учительница с выражением читала какую-то историю на уроке чтения в Индии.

Она выключила радио и легла на спину, уставившись в темноту. Ей казалось, будто в целом мире не спит она одна… Это напомнило ей о времени сразу после рождения Ральфа и Саломеи. Ральф очень плохо спал, и пока ему не исполнился год, постоянно просыпался по ночам. Закутавшись в теплый халат, Виктория на цыпочках шла в маленькую комнату в передней части дома, где сейчас детская Саломеи, и брала сына из колыбели. Когда Лео находился дома, она всегда старалась вести себя тихо, чтобы не разбудить его.

Ральф был большим крепким малышом с густыми темными волосами. Она помнила его сладкий младенческий аромат, смешанный с запахом талька и крема под подгузник. Когда подходила к нему, он был уже красным от крика и очень недовольным, что проснулся в одиночестве. Обычно Виктория оставляла дверь приоткрытой, чтобы в комнату попадало немного света с лестницы – малыш не должен был думать, что уже утро, а ей нужен был свет для того, чтобы его видеть, – и садилась в деревянное кресло-качалку.

Расстегнув пуговицы на ночной рубашке, Виктория прикладывала его к груди, тихонько раскачиваясь взад и вперед, пока он сосал. Его дыхание замедлялось, он обмякал всем телом и становился тяжелым. Но стоило ей поднести мизинец к его ротику, чтобы забрать грудь, он сразу открывал глаза и принимался недовольно кричать.

Виктория вздохнула от этих приятных, смешанных с грустью воспоминаний. Часто она сдавалась и готова была служить этому крошечному тирану. Откинувшись на спинку кресла, засыпала, настолько уставшая, что не просыпалась даже, когда ее голова падала на грудь. Вскоре, открыв глаза, Виктория чувствовала, что у нее затекла шея и по щеке стекает слюна. А малыш, так и не отпустив грудь, шевелил губами, высасывая молоко и вместе с ним, казалось, всю энергию из ее онемевшего от одной позы тела. В такие моменты ей очень хотелось пить, а во рту было сухо. И тогда, как и сейчас, Виктории казалось, будто жизнь вокруг замерла, покрытая темнотой, приглушившая все звуки. И она ждала рассвета, который прогнал бы темноту и вернул к жизни весь мир, и мечтала выпить чашку теплого чая с молоком.

Виктория лежала, погрузившись в свои мысли, когда в двери вдруг повернулся ключ. Часы на радиоприемнике показывали половину третьего ночи. Она быстро поднялась и побежала вниз по лестнице. Ее сердце готово было выскочить из груди. А в холле Ральф уже снимал обувь. Она остановилась на нижней ступеньке, глядя на него, своего любимого мальчика. Ей хотелось расцеловать его, накормить, искупать, одеть в чистую выглаженную пижаму и уложить спать.

– Где ты был? – спросила Виктория.

– У друга.

– А почему не позвонил?