Мой друг

Да… Ну, Гай, да… Ну? Опять про Барбюса? Ну?.. Почетный формовщик? Какой формовщик Барбюс? Убирайтесь вы от меня к чорту с формовщиками! (Бросил трубку.) Ксения Ионовна, напишите такую телеграмму в Чикаго, в нашу контору, инженеру… Как его фамилия? Тот, что перед отъездом женился.

Ксения Ионовна. Фукс?

Гай. Правильно, Фуксу… «Выезжайте немедленно, категорически!..» Посильней. Подпись — Гай.

Вошла Серафима.

Серафима (в слезах). Товарищ Гай, меня зовут Серафима… Не знаете?..

Гай. Не знаю.

Серафима. Товарищ Андрон, мой муж, умирает…

Ксения Ионовна. Господи!

Серафима. …от сырой воды. Берегла — и не уследила. Хватил речной и умирает. Всю ночь сгорает на подушке, до утра сидела. Вас искал, когда вы приехали, из больницы убежал… Истерзал меня! Он вот вам составлял письмо на бумажках и погнал меня… Весь уже белый, а погнал… Нате, наверное надо. (Уронила.) Соберите сами… Так же глаза не накроешь…

Гай (поперхнулся). Не плачьте хоть вы, Ксения Ионовна.

Ксения Ионовна. Я не плачу…

Серафима. Я ничего… Только Андрон-то Петро… Андрон умрет… (Пошла к выходу, остановилась.) А кто его отравил? Ты мне мужа не подымешь с подушки, а воду ты не мог нам дать? Скажешь — не мог? А он тебе письмо составлял перед смертью. А ты теперь стоишь, когда ты здоровый. (Ушла.)

Ксения Ионовна. Григорий Григорьевич, я так не могу! (Убежала.)

Гай (собрал с пола листки). Как же мог?.. Вот какая у вас линия… Какая беспринципная, корыстная линия!.. (Читает.) «Они строят деревянные рамы, деревянные стены. Они даже не понимают и даже думают, что они…» Чорт с ними, Андрон, что они думают! Но это удар… Теперь я понял: «Снимают? Ставь магарыч тем, кто тебя снимает». Теперь я понимаю: у меня нет завода.

Вбежал Максим.

Максим. Гай, пойдем на завод! Надо сегодня пойти на завод.

Гай. Андрону плохо. Говорят — умирает.

Максим. Ну, товарищи, это безобразие!.. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что ты, Гай, один остался. Ты один, а против тебя сомкнутый фронт Елкиных, Кондаковых, Володей Монаенковых, Белковских!..

Гай. Тише. Не кричи. Пойдем к Андрону. Парень один. Я его не видел…

Вошла Ксения Ионовна.

Ксения Ионовна. Вас ждут женщины. Целая очередь!

Гай. Завтра.

Ксения Ионовна. Они требуют, кричат…

Гай. Скажите им, что у меня друг умирает. Брат мой умирает… Пусть поймут.

ЭПИЗОД ВОСЬМОЙ

Огромные рамы, уходящие в высоту. Плотники делают оконные переплеты.

Максим. Вот что я тебе хочу показать по дороге.

Гай. Крупно взято! Андрон мне пишет правду, как было доказано, что я расточитель. Было доказано, что этот завод воздвигнут из кленовых стен, подешевле. Стекло и клен в русском стиле. Сами отказались от германских рам. Экономия.

Максим. За это — судить.

Гай. Круто взято… Это удар, Максимка. Говоря по совести, завода ведь нет. Мои доверенные люди доказали чуть ли не от моего имени, что германских рам не надо. У-у, какая механика! Ехать, доказывать обратное — затевать целый процесс. Я должен раскрыть корысть, ничтожество, я должен доказать беспринципность, холуйство… Максим, сообразим-ка с тобой на свободе… А что, если ничего не доказывать, не греметь? Сталин научил партию подозрительно относиться к громам. Давай действовать по Сталину. Давай работать. Может быть, без единого слова мы с тобой докажем беспринципность и холуйство. Все в порядке! Станков нет. Завода нет. Германских рам нет. Завода нет. (Рабочим.) Кто здесь у вас старший?

Старший плотник. Я здесь, Григорий Григорьевич.

Гай. Здорово, дружище! Останови эту работу. Совсем, навсегда.

Старший плотник (восторженно). Кончай лавочку, народ! Фу-у!.. Ну, не могу выразить, до чего я рад. Это фундаментально хорошо!

Гай (отвел старшего плотника в сторону: тихо, властно, свирепо). Кто тебе разрешил это безобразие?

Старший плотник. Белковский, а за ним — товарищ Елкин.

Гай. И ты не протестовал?

Старший плотник. Протестовал, как пулемет, а они по плечу хлопают.

Гай. Ты член партии — и не знаешь, куда итти?

Старший плотник. Ходил, протестовал, а товарищ Елкин пригрозил оппортунизмом высшей меры. Гай. Овечки вы…