Мой друг Али, потомок Магомета

Рассказывая трагическую историю жизни иракского коммуниста Саляма Адиля, я ловлю себя на сложных чувствах: слишком давно ответом на коммунистическую риторику стала — усмешка.

Для нашего поколения, «славной молодежи семидесятых», эта усмешка была защитной реакцией на советский пафос: Брежнев со своим старческим Политбюро, «сиськи-масиськи», бодрые фальшивые голоса изо всех радиоточек, наглое племя освобожденных секретарей, «комса», в открытую фарцевавшая и делавшая карьеру, тупое сидение на собраниях в поддержку какого-нибудь африканского божка, повесившего на себя серп и молот… — вот чем было для нас слово «коммунизм».

Но этот уксус был когда-то вином.

Мы еще застали людей, плативших своими жизнями за наивную и отчаянную попытку преодоления социальной гравитации. Мы помним честных коммунистов!

На краю моей памяти — старик в тюбетейке, вернувшийся из сталинских лагерей, а начинавший с лагерей царских: старший товарищ моей партийной бабушки. Рядом с ним — сама бабушка, член ВКП(б) с 1918 года, приписавшая себе по молодости пару лет, чтобы поскорее вступить в ряды, тогда еще не казавшиеся позорными.

Она качала потом седой головой: что мы наделали, что мы наделали!

Ценой ошибки была жизнь, и если бы только своя… Но энергия заблуждения была мощной, а заблуждения — искренними.

У каждой судьбы — свои сроки и своя траектория, и в середине пятидесятых молодой Салям Адиль, под тайным знаменем Ленина, мечтал об освобождении Ирака от средневековья.

Но настоящее средневековье было у Ирака — впереди.

В 1958 году военные свергли короля Фейсала. Военные эти были левых убеждений, случается и такое. Их лидера звали Карим Кассем.

Ломать не строить; перевороты вывихивают эволюционный сустав времени, а дальше — как получится. Получилось как всегда, то есть очень больно. Сначала — резкое полевение и гонения на националистов-баасистов, потом — откат в противоположную сторону; в обратную все полетело еще стремительнее…

Баас расшифровывалась как «Партия арабского национального социалистического возрождения». Силу этого оксюморона — национальное и социалистическое в одном флаконе — уже испытала на себе Германия 1930-х. В Ираке начало фашистского ужаса выпало на шестидесятые.

Массовые репрессии начались сразу после обратного переворота: пять тысяч человек были брошены в тюрьмы и оказались под пытками, и те, кто еще недавно проклинал короля Фейсала, с запозданием смогли оценить его сравнительное вегетарианство…

Попал в лагерь дед Наджи Юсеф. Отец Али, коммунист Салям Адиль, выданный предателем, был схвачен и спустя несколько недель погиб под пытками. Ему не было и сорока. Мать Али узнала о смерти мужа по радио: она училась в Высшей партийной школе в Москве.

Она поседела в этот день. Поседела разом из-за этой вести — и от страха за сына, о судьбе которого не было известно ничего.

Али шел третий год. В последние месяцы перед арестом его отец жил подпольно, в семье иракского коммуниста, и когда за ними пришли, жена этого человека сказала пришедшим, что Али — ее сын: только поэтому мальчик выжил. Их всех бросили в лагерь, но не расстреляли.

Али баасисты искали по всему Багдаду, чтобы пытать и убивать на глазах отца: Восток — дело не столько тонкое, сколько традиционное… Концлагерь они устроили в королевском дворце («Дворцом конца» называли его в Багдаде в те годы).

Маленький Али провел там несколько недель, «усыновленный» отважной иракской коммунисткой. Потом баасисты все-таки проведали, что сын Салям Адиля находится в лагере…

Мой друг Али родился в рубашке: его успели вывезти из «Дворца конца» в корзине с бельем, как маленького Вито Корлеоне во второй части великого кино. Вывезли — и пару лет прятали в Багдаде.

В четыре года, по чужим документам, Али попал в Кувейт, оттуда в Австрию, а потом в СССР. На летном поле «Внуково», у трапа, к нему бросилась и обняла незнакомая седая женщина.

— Здравствуйте, тетя, — сказал Али.

— Я мама, — сказала седая женщина.

— Здравствуйте, тетя мама, — уточнил Али.

Союз Советских

Первым впечатлением от Советского Союза стала Центральная клиническая больница, ЦКБ. Потом были другие больницы — маленький иракский беглец из них не вылезал. Лечиться приходилось и от дистрофии, вынесенной из концлагеря, и от косоглазия (получил прикладом по голове при аресте отца).

Он жил теперь в Москве, с мамой и двумя сестрами. В семь лет уже вполне русскоговорящий родственник пророка Магомета пошел в советскую школу — ранец, костюмчик мышиного цвета… Потом щедрая на повороты судьба его заложила очередную петлю: во второй класс Али пошел в родном Багдаде.

Там случился очередной переворот, и генерал Ахмед Хасан Баакер снова повернул руль налево. Либерализация была настолько беспрецедентной, что в правительство вошли коммунисты и даже курды. Советский Союз по такому случаю получил доступ к иракской нефти, а маленький Али — к родному любимому деду, и пять лет, до смерти Наджи Юсефа, прожил возле него.