Неужели я больше не увижу своего друга? Не мигая, до рези в глазах, я смотрел на спокойную темно-синюю гладь воды. Вдруг на её поверхности появились пузырьки… А вот и моя Кирочка. В зубах её тяжело бился большущий красноперый окунь!
— Кирочка! Милая моя! А я-то думал, что ты не вернешься, уйдёшь от меня… — бормотал я, прижимая к груди Кирочку вместе с её добычей.
Когда я выпустил животное из рук, оно разомкнуло зубы, и окунь шлёпнулся на лед, а Кирочка снова скрылась в проруби.
Через несколько секунд Кирочкина тупая мордочка вновь появилась над водой. В зубах ее на этот раз неловко выгибался неуклюжий и широкий, как лопатка, серебристый лещ.
Радуясь Кирочкиной добыче и тому, что она не убежала от меня, я поднял её на руки и принялся плясать. И тут случилось неожиданное: потеряв равновесие, я рухнул в синюю прорубь.
На моё счастье, здесь было совсем неглубоко; с силой оттолкнувшись ногами от каменистого дна, я пробкой выскочил на поверхность, схватился за холодный и острый лед и выкарабкался наверх. Я так испугался, что отполз очень далеко и совсем позабыл о Кирочке.
А Кирочка стояла передо мною на задних лапках, как птица пингвин, пронзительно — хоть уши затыкай! — сердито трещала и быстро-быстро махала лапками-лопатками. Она как бы пробирала меня за то, что я зазевался и опрокинулся в ледяную воду.
Мама, узнав о том, что я искупался в проруби, даже не очень обрадовалась Кирочкиной добыче.
Ночью у меня здорово разболелась голова, заломило руки и ноги, бросало то в жар, то в холод— меня знобило.
Утром к нам пришел пожилой доктор в измятой синей шляпе, с тростью и с белым чемоданчиком.
— Грипп. Лежать в постели, — приказал он, почему-то погладив меня по голове.
Целую неделю провалялся я на диване, и всю неделю Кирочка не отходила от меня ни на час. Она не уходила за комод, а спала рядом, на полу.
Кирочка стояла на задних лапках у моего изголовья. На широкой мордочке, как это всегда бывало у нее в минуты волнения, блестели капельки пота. Круглая её голова не шевелилась.
— Кирочка всю эту неделю ничего не ест, — сказала мама. — Она словно понимает, что ты болен. Вот как она к тебе привыкла, Гриша.
— Она меня любит, — поправил я маму.
— И любит, и привыкла, — рассмеялась мама, подавая мне какой-то горький порошок.
За всю неделю Кирочка ни разу не произнесла свое «гиррк», хотя животик её был пуст, она только тихонько недовольно трещала, лежа на шкурке возле дивана.
Прошла зима. По-весеннему заиграло на голубом небе красное солнышко. Лед на реке Обве почернел и треснул. Вот-вот он развалится, и острые неуклюжие льдины, карабкаясь одна на другую, поплывут вниз, к Каме. Кто же усидит в такие дни в душной комнате? Я уходил на реку. За мной, как всегда, бежала моя Кирочка. Домой мы приходили с богатой добычей.
Отец, возвратившись с работы, садился за стол, и, не выпуская изо рта своей любимой обкуренной трубки, подмигивал мне и с улыбкой приговаривал:
— Ну-с, милые мои, много ли рыбки наловили? Отчитывайтесь!
А когда мама приносила с кухни миски, в которых дымилась горячая уха, и сковородку с жареными пескарями, а потом ещё не остывший плоский ноздреватый пирог из кислого теста со щукой, отец смешно вытягивал губы, причмокивал, качал головой и приговаривал:
— Ай, да улов! Ай да молодцы Кирочка с Гриней!
При этом он брал кусочки варёной баранины, оставленной специально для Кирочки, и угощал зверька:
— А это самой лучшей, самой знаменитой рыбачке!
И Кирочка, с трудом стоя на задних лапках, вежливо брала из папиной руки угощение и неторопливо съедала, а потом по-кошачьи умывала лапкой свою тупую мордочку.
…Весна ушла так же внезапно, как и пришла. Начались летние каникулы.
Весной произошло ещё одно интересное событие: Кирочка простила Надю, дочку лесничего, ту, что когда-то обидела её.
Первое время, когда Наденька пыталась подойти к животному с кусочком мяса и приласкать его, я сердился и кричал:
— Отойди, противная девчонка! Не подлизывайся!
А Кирочка всё время убегала от девочки, сердито шипела и трещала.
Наконец мне стало жаль Надю: ведь она ещё малышка.
— Ну, ладно, ладно, помирю тебя с Кирочкой, только уговор: больше не обижать животных. Идет?
— Идет! — просияла Наденька.
Но Кирочка отворачивалась от девочки и пряталась.
Примирение произошло совсем неожиданно. Как-то утром Наденька забежала к нам, кинула на пол живую, всю в тине, лягушку и воскликнула:
— Неужели Кирочка всё ещё сердится на меня?!
И удивительное дело! — моя Кирочка выбежала из-за комода и, встав на задние лапки перед девочкой, стала ласково царапать лапками край Надиного платья.
— Какая ты милая, какая ты расхорощая! — горячо говорила девочка, проводя обеими руками по гладкой спинке животного. |
С тех пор мы стали ходить на реку втроём.
…Полдень. Мы сидим на теплом берегу Обвы. Над нами плывут кудрявые, как барашки, облака, легкий ветерок чуть шевелит травы… Хорошо!
Адальстейн Аусберг Сигюрдссон , Астрид Линдгрен , Йерген Ингебертсен Му , Йерген Ингебретсен Му , Сельма Оттилия Ловиса Лагерлеф , Сигрид Унсет , Сигюрдссон Аусберг Адальстейн , Ханс Кристиан Андерсен , Хелена Нюблум
Прочая детская литература / Сказки / Книги Для Детей / Зарубежная литература для детей / Сказки народов мира