Мой друг лайка

Конечно, можно иметь не одну, а несколько собак разных пород, и в разные сезоны по очереди их использовать. Но это, во-первых, дорого, во-вторых, часто отсутствуют условия для содержания нескольких собак, а в-третьих, натаска их требует очень много времени.

Что же делать? Остановиться на каком-то одном способе охоты или найти такую собаку, которая может работать в любой обстановке, в любом сезоне и почти по всем видам нашей охотничьей фауны. Невольно возникает вопрос: неужели есть такие собаки? Возможно ли это вообще?

Да. Это вполне возможно, и собаки такие есть.

Не ищите их среди мудрых иностранных пород. Это не фоксы, не эрдельтерьеры, не курцхаары, не спаниели, не лавераки и ирландцы и не пойнтеры. Это чисто русские охотничьи собаки — лайки, или, как их зовут в народе, остроушки.

Эта порода, обладающая ценнейшими универсальными качествами, заслужила симпатию многих охотников-спортсменов.

Сейчас отпала необходимость ввозить лаек с далекого севера и северо-востока. В нашем крае много хороших лаек, дипломированных и на выставках, и на полевых испытаниях.

Какое удивительное «открытие» сделал я, начав охотиться с хорошей лайкой, давшей мне возможность увидеть воплощенную мечту своей юности! Эта собака, сочетавшая огромное мастерство в работе с выносливостью, имела буквально сказочные чутье и слух, ум и мягкий характер, податливость к дрессировке и страсть к разным видам охоты.

Рыжик

Рыженький ладный песик со строго поставленным острым ухом относился к типу карело-зырянских лаек. Это был очень выразительный представитель зверовой лайки, крупный и сильный.

Я купил Рыжика на берегу Чун-озера в Мурманской области, соблазнившись его красивой внешностью, купил, несмотря на буквально звериную дикость собаки. Щенок визжал, как волчонок, и, катаясь по земле, грыз цепь, когда я пытался вести его. Действуя то силой, то лаской, я все же довел его до станции, и поезд навсегда увез Рыжика из Заполярья.

Мои спутники смеялись над будущим «медвежатником», передразнивая все его страхи перед неведомыми вещами. Сперва Рыжика напугал паровоз, затем лошадь, и, наконец, собака пришла в крайний ужас при виде неожиданно запевшего петуха. Горластая птица так испугала щенка, что он сунулся мне в колени, как бы ища у меня защиты.

Прогнав петуха, я погладил Рыжика, и это был первый шаг нашего сближения.

На одном из островов Кандалакшской губы, где мы собирали зоологический материал, я впервые спустил Рыжика с цепи. Пес радостно лаял, носился вокруг меня и не пытался убежать.

На острове мы стреляли уток, крохалей, лутков и чаек. Стреляли много, но выстрелы не пугали щенка, а, наоборот, вызывали в нем живейший интерес. Рыжик сразу понял значение ружья и внимательно следил за наводкой стволов по летящей птице.

Пес не боялся воды и вместе со мной старательно ловил подранков уток. Один из них, упавший в небольшое озеро, хлопал по воде крыльями, стараясь спрятаться в водной растительности. Обессилев, утка вплотную подпустила к себе собаку и вдруг нырнула. Рыжик поплавал на месте погружения утки и решил «заглянуть» под воду. Он опустил голову и, захлебнувшись, отчаянно заторопился к берегу.

Бегая около водоема, он лаял на воду как на нечто живое, непонятное и страшное. Впоследствии ему не раз случалось доставать утку или норку, убитую на воде и утонувшую. На глубине 60–70 сантиметров Рыжик делал это легко, погружаясь в воду с головой.

В день охоты на острове Рыжик нашел горностая, спрятавшегося в корнях поваленной сосны. Мы оба с ним проворонили добычу, и маленький хищник, как молния, мелькнул перед носом собаки, скрывшись в расщелине скалы.

Задаток рабочих качеств у Рыжика был налицо, и я уже больше не раскаивался в своей покупке.

Рыжику не хотелось уезжать с острова, и он не подходил ко мне, когда я садился в лодку. К тому же он боялся цепи. Я постарался убрать ее, но звон звеньев был услышан, и зазвать собаку в лодку не удалось. Пришлось отъехать от берега одному.

Рыжик долго бежал по отмели, а затем, почувствовав свое одиночество, жалобно завыл. Раздосадованный его упрямством, я старательно греб, удаляясь от острова. Пес не выдержал и поплыл.

Начинался морской прилив, большие пологие волны шли из горла Белого моря. Собака быстро плыла к остановившейся лодке и жалобно повизгивала. С радостью втащив упрямца в лодку, осыпаемый дождем брызг, летевших с его шерсти, я ласкал пса.

После этого случая Рыжик признал во мне настоящего хозяина и ни к кому другому не был так привязан.

По сравнению с другими собаками, жившими у меня до Рыжика, он был необычайно самостоятелен на охоте. Чуткий собачий инстинкт, укрепленный практикой, помогал ему в этой самостоятельности, но она не отдаляла от меня собаку и не мешала охотиться.

Никаких свистов и криков не нужно было моему Рыжику, но тем не менее он не терялся в лесу и никогда не ходил у ног. Охотясь с ним по крупному зверю, я убедился в большой ценности этого свойства зверовой лайки, дающего охотнику возможность не обнаруживать себя раньше времени.