Мой друг – Олег Даль. Между жизнью и смертью

– Давай сделаем кожанку… Ты знаешь… У него обожжены глаза… Он же прошел фронт?.. Так… Полевая фуражка… Кокаин… Контужен… Дергается! Обожжены глаза?.. Давай, сделаем ему такие синие очочки – тогдашние… А потом я их сниму… очки эти… а там… увидят мои больные веки. Это значит, что… Ну, не просто же я – «злой»!..

И пусть все это были внешние вещи, но на этой единственной фотографии все и сохранилось! И все это были не мои предложения. Говорю абсолютно честно. Даль сам «собрал» своего поручика Соболевского: не просто «белогвардейскую сволочь», а человека, изможденного всем этим временем.

Потом была кинопроба Олега – очень интересная! Затем – проба Андрея Миронова – просто поразительная…

С этим я и отправился к Худсовету, предложив свой вариант. Мне казалось, что это гораздо интереснее позиционно, нетрадиционнее. К чести нашего ленфильмовского Худсовета, все пробы прошли блестяще.

А после этого из Москвы приехала одна из дам – руководительниц творческого объединения «Экран» – Стелла Жданова! И, просмотрев пробы, зарубила все на корню. Помню, очень долго объясняла мне, что «советское телевидение – это государственный дом» и т. д.

Я, конечно, и бился, и боролся. Но… В основном ее не устроил Миронов как человек, скомпрометировавший себя комедийными ролями и совершенно не годящийся на роль большевика, да еще мучающегося сомнениями. А я понимал, что, если не будет играть Миронов, – меняется вся ситуация! Не может тогда играть и Даль…

– Ну, а кто там у вас есть еще?

Ничего не имея против Джигарханяна, Борисова и Глузского, я назвал их троицу.

– Вот, вот, вот! То, что надо. Вот их и снимайте. Или – никого.

Встала и ушла, шурша каракулевым манто…

Считаю, что Олег не сыграл своей главной роли – Гамлета. Но это моя точка зрения. При всем том, что Даль, как и мой двоюродный брат Андрюша Миронов, сделал очень много и в кино, и на сцене, и на телевидении. На время и систему сейчас свалить можно очень многое, что теперь и делают в связи с их именами. Но факт остается фактом: на театре Олег мог сделать гораздо больше и мощнее. Гамлет – это его роль! Он мечтал ее сыграть и много мне об этом говорил.

У меня всегда было немножко странное ощущение недопонимания его. Мне казалось, что я его знаю. Потом вновь увидимся, и я себе говорю: «Господи, да Олег – совсем другой!» А когда мы познакомились, первое ощущение было, что он – вообще просто хулиган! Я вот старше Олега по возрасту. И хотя не могу сказать, что был в жизни благополучным человеком, но вдруг видел, что он – мудрее! Философ! Вдруг в этом человеке открывались совершенно новые для меня грани. И не могу сказать, что я его «узнал».

В Репине в феврале 1980 года… Видимо, его вообще очень интересовали люди масштаба Паганини: мистика человека, творящего о себе самом легенду. И вот тогда он мне читал стихи. И опять меня поразило, что я как-то этого в нем не знал…

Тридцать лет я занимаюсь этим странным делом, которое называют режиссурой. Видимо, режиссер в какой-то мере еще защищен актерами. Закрыт ими, хотя и «обнажен» даже больше, чем писатель. «Обнаженность» же актера – постоянная! Тем более – в кино, где он вынужден постоянно заниматься «стриптизом» под глазом камеры. Лицо, руки, характер, душа – все в творческую печку! Ты сам – материал, ты сам – художник.

И вот Олег, при его известности и биографии, на мой взгляд, был чрезвычайно ранимым человеком: все время с обнаженным, немного болезненным самолюбием. Думаю, что мы все его не знали, несмотря на все роли, которые им сыграны. Вообще мы не знаем друг друга. А когда человек еще и очень талантлив – это, как горизонт: чем ближе к нему подходишь, тем дальше линия.

Рискну опять обратиться к фильму «Никколо Паганини», к его истории. И не потому, что «тяну одеяло на себя», а потому, что это имеет прямое отношение к Олегу.

Еще до моей случайной встречи с Далем, до его странного, немного небрежно брошенного предложения, дело было так. Нас, нескольких режиссеров «Ленфильма», пригласили на Гостелерадио, где предложили темы телевизионных фильмов. Помню, что в их списке был Ромен Роллан – «Очарованная душа». Был и Анатолий Виноградов с «Осуждением Паганини». А это – книга моей юности. И поскольку наш подкожный реализм мне уже осточертел, я тогда ткнул в нее пальцем и сказал: «Вот это я бы снял…» Все это было ни к чему не обязывающее, но вдруг через какое-то время мне сообщают:

– Вы в плане на четыре серии.

– Как? С чем?!

– «Осуждение Паганини». Вы сами выбрали. Все решено.

Тогда я взял с полки книжку – перечесть. Это было страшно, как встреча Финна и Наины из «Руслана и Людмилы». Потому что книга – наивна. Паганини – революционер? Несерьезно.

Я позвонил в Москву:

– По этой книге делать не могу.

– А делать надо. Пожалуйста, пишите сценарий сами.