Мой друг – Олег Даль. Между жизнью и смертью

Был однажды и такой случай. У нас в картине в ролях онкилонов снимались корейцы. Бог их знает, как они очутились на Северном Кавказе, но вот они были задействованы на съемках в таком количестве. Снимались и взрослые, и дети. А у детей, по законам нашего прекрасного кино, съемочный день должен продолжаться не больше четырех часов. Четыре часа – и все. А у нас в группе они работали… наравне со взрослыми, да по десять часов, да все время на солнце, да плюс – это ведь горы! А какое солнце в горах!.. Да плюс вот что: хорошо, если это малышня, и мамка тут, с ним рядом. А ведь были там и такие, кто без родителей, «взрослые» – пацаны и девчонки лет двенадцати – четырнадцати. Кончилось все прозаично: у «взрослых» начались солнечные удары, обмороки. Я подошел к этим корейцам и говорю: «Ребята! Вы что, обалдели?! Да это ж ваше право…»

Потом, после, они мне руки кидались целовать за то, что я их вразумил. Ну, а что – народ… Народы все разные.

Мкртчян подошел ко мне и говорит: «Ну зачем вы так, зачем… Не надо! Не надо настраивать их так! Мы же с вами не враги!..»

И тут Олег встал со мной плечом к плечу. Просто подошел и встал рядом. И все. Вот так вот… Он всегда вставал за правду. Не считался: повредит – не повредит это ему.

И еще мне запомнился один эпизод. К концу нашей экспедиции начались съемки картины «Плохой хороший человек». Олег играл Лаевского и попал в положение «параллельных съемок». Мотался туда и сюда. На тех съемках Олежек много работал с Папановым. И вот один раз он прилетел с «Человека» на «Землю». Олег рассказывал про Анатолия Дмитриевича и упомянул, что тот говорил ему: «Олега, ну, как это?! Я и бьюсь, и выжимаюсь, и так, и растак, а вот вижу иногда: не то, не хватает – и все. А у тебя все просто, легко, естественно и… не вымученно».

Сказал это Олег по ходу нашего разговора, просто к слову пришлось. Сказал, не заостряя на этом внимания. Без выпендривания, без педалирования. И прозвучало сказанное убедительно, легко, без хвастовства. А штука-то какая… К чему это все. Я вот думаю… А может, в этом проклятие Олегово, в том, что давалось ему все совершенно и легко – без терний? Ведь Олежек в большой степени оказался совершенно незащищенным человеком. В определенном смысле, направлении. С такой… душой! Душа Олега – нежность. До наивности. А была бы крепость – легче было бы противостоять с одинаковым равнодушием гадостям и подонкам, толкавшим его к краю. Ему было очень плохо и больно от этой незащищенности. Я так думаю.

Это страшная вещь. Как сказать об этом? Я знал и видел двух Далей. Был Олежек, о котором мы говорим. И был – Олег, который убивал себя. Человек и… слякоть. Один убивал другого. И один не мог поддержать другого. Ни в ту, ни в другую сторону. Была середина, и были попеременно края. Если говорить совсем открыто и честно, нужно было убить олега ивановича даля, чтобы он не убивал Олега Ивановича Даля. Вот изнанка легкости. Кто знает, может быть, не было бы этого всего при крепости. А может, не было бы тогда Олега Даля…

Расстались мы с Олегом после этой работы хорошо. Обменялись телефонами. После «Земли Санникова» мы с ним встречались мимолетно, нежно и благорасположенно друг к другу.

Был один момент, когда мы чуть было не встретились в еще одной киноработе. Летом 1977 года меня утвердили на роль директора заповедника в фильм Анатолия Эфроса «В четверг и больше никогда». Но… на меня Артур Макаров написал сценарий картины «На новом месте». Одно перебило другое. Я извинился перед Эфросом и ушел. В общем, разошлись на этот раз наши с Олегом дорожки.

Кстати, я вот вспоминаю и что-то не могу припомнить точно: как я его тогда называл? Хотя, нет – верно… Олежек, Олег. А в поздние годы – уже Олегом Ивановичем.

По-моему, в том же 77-м году… Да, наверное, в 77-м… Где-то, я уж не помню – в редакции, что ли, какой, был «круглый стол», посвященный актерской профессии. Выступал я, излагая свои соображения по поводу «актерского инструмента». Хорошо помню, кто и где сидел на этом мероприятии. Были там Калягин, Люда Зайцева, а справа от меня – Басов Владимир Павлович, за ним – Олег.

И вот, Олег начал валять дурака. Он сидел и комментировал мимикой и жестами все, что я говорил. Это было очень смешно – он «играл на мою речь». Я могу сказать, «все смеялись». Да, ведь что там смеялись! Все, кто сидел там в этот момент… весь этот «круглый стол» – упал, умер, сдох. Олег… испортил все мое выступление, смешал все эти мои «творческие изыскания» с… Вот была такая история, такой эпизод. Но не было на него обиды ни тогда, ни сейчас. Потому что за этим стояла доброта.

Я видел много интересных работ Олега просто со стороны, как зритель. И вот что запомнилось, что думается.