Мой друг, покойник

Сзади раздался тихий, но твердый голос президента клуба Госкетта:

— Простите, полковник Ридинг, но Хей поедет на Сифелл.

Ридинг медленно развернулся вместе со стулом, и его взгляд встретился с глазами Госкетта. Молчаливая дуэль продолжалась несколько секунд, затем президент опустил глаза.

— Что, Ридинг, молчим? — усмехнулся Баттинг.

— Господин Баттинг, — произнес Госкетт, — попросил бы вас…

— Просите святых, а не меня, — вскинулся юный упрямец, — я вас и слушать не буду. Я голосую за Ридинга и Хея. И Хей не поедет на Сифелл, поскольку их треклятые 36 лунок дают шанс только тем ничтожествам, которые перечислены на розовой бумажке Стоуна, а Хей становится королем только с тридцать седьмой лунки.

— Хотя вы и недавно играете в гольф, однако, в курсе дела, господин Баттинг, — в голосе президента звучала ирония.

— Ну и ну! — воскликнул юнец. — Я разбираюсь в этом не лучше зебры, но мне об этом сказал Крофтс. Итак?

Стоун побледнел. Среди ненавистных гольфистов, Крофтс, секретарь Тауэр Гольф-клуба, был самым ненавистным.

Воцарилась тяжелая тишина; четыре гольфиста, сидевшие за дальним столом, встали, быстро попрощались и покинули зал.

— Доброй ночи, Фринтон! — крикнул вслед им Баттинг… — Привет Мэйзи, и не разрешайте красавцу Майку садиться в свой чудный моррис, купленный по случаю, иначе придется возвращаться в Лондон на такси.

Его слова были обращены к молодой женщине — она, облокотившись на стойку бара, курила длинную сигарету.

— Предпочитаю возвращаться на бентли, — ответила она.

— Боже, Ридинг, она обращается к вам, а вернее к вашей машине, — комически простонал Баттинг. — Назови она ягуар, она была бы моей клиенткой.

— Баттинг, — негромко сказал Ридинг, — на такси придется возвращаться вам. Вы оставите свой ягуар в гараже, ибо первое же дерево превратит вас в бифштекс.

— Никто здесь не имеет права приказывать мне, — икнул молодой человек, — за исключением Ридинга-мудреца.

Я подчиняюсь… Эй, Джимми, рыбье отродье, быстро такси. Мне надоело лицо пикового валета нашего президента!

Госкетт пропустил оскорбление мимо ушей: отец Баттинга был владельцем поля Блю Сэндз и не скупился в расходах на клуб.

* * *

Когда Ридинг прогревал двигатель, на его руку легла ладонь.

— Поскольку вы, полковник, возвращаетесь в Лондон, могу ли я попросить подвезти меня? — спросила Мэйзи Даунер.

— Охотно, — ответил Ридинг, отводя взгляд.

И про себя подумал: «Она сегодня в форме. Чем же ей сегодня насолил Фринтон?» Майк Фринтон, элегантный красавец-гольфист, открыто ухаживал за Мэйзи Даунер, и это ей, похоже, нравилось. Словно прочтя его мысли, она сказала:

— Я разозлилась на Майка за то, что он не встал на вашу сторону, когда вы так твердо заявили, что Хей не поедет на Сифелл.

— Благодарю вас, мисс Даунер, — холодно ответил Ридинг, — но мне это, напротив, нравится. Поддержи он меня, это было лицемерием с его стороны — он ненавидит Хея и радовался бы его поражению.

— Хея ненавидят все, — пробормотала девушка.

— Поскольку он — личность, а Сэндз вместо истинных гольфистов стал прибежищем фанфаронов, снобов и краснобаев.

— Но вы не фанфарон, не сноб и не краснобай, — возразила она.

— Увы, я не играю в гольф, — горько ответил полковник.

…С войны он вернулся на протезе и с простреленным легким, иногда его подводило и сердце.

Мэйзи Даунер мечтательно добавила:

— Кубок Принца Уэлльского… Чемпионат Шропшира… Кубок Дальтона… Кубок Миллэнд Роя…

— Прошу вас, — проворчал Ридинг. — Это старые победы, они растаяли, как и прошлое.

— Почему вы так любите Хея? — вдруг спросила она.

— Мы вместе воевали, — просто ответил он. — Он был хорошим солдатом, и стал столь же хорошим гольфистом.

— Майк Фринтон тоже принимал участие в войне, — вскинулась она.

— В интендантстве. А Госкетт служил родине, поставляя армии картонные ботинки. Стоун же держал в тылу столовую. Стоит ли говорить о других?

— Спасибо… Хватит…

Они миновали Числехарст и Сандридж и въехали в Лондон через Левисхэм.

— Где вас высадить, мисс Даунер? — спросил Ридинг. Она назвала улицу неподалеку от Кенсингтон-парка, и остальную часть путешествия они проделали молча.

Когда Мэйзи вышла из машины, Ридинг развернул бентли и вернулся в Бермондси — ему хотелось встретиться с Джильбертом Хеем.

* * *

— Неужели вам так нужен этот проклятый Кубок Сифелла? — с привычной прямотой спросил Ридинг.

Хей медленно кивнул, но не ответил. Ридинг внимательно посмотрел на него: ему казалось, что впервые он заметил серебряные пряди на висках друга и глубокие морщины на его лбу.

— Отвечайте, майор, — кисло улыбнулся Ридинг.

— Полковник, вы можете отправить меня под арест, — с такой же кислой улыбкой ответил Хей, — ибо я отказываюсь подчиниться вашему приказу.

Он встал и прислонился к камину, но острый взгляд Ридинга уже заметил то, что хотел видеть, — Хей пытался спрятать за спиной фотографию, стоящую на мраморной полке.

— Мэйзи Даунер, — сказал Ридинг. — Я только что с нею расстался.

— Да будет так, — пробормотал Джильберт, — вы увидели… Теперь я могу вам ответить. Я не поеду на Сифелл.

— Ах, вот как!