Мои друзья

Ну, а я в детстве собирал камешки. Они хранились у меня в мешочке. Прятал я свои драгоценности на чердаке, в старом бабкином валенке, боялся — вдруг кто-нибудь из родных нечаянно выбросит. И каких только камней у меня не было: фиолетовый аметист, его я нашел в карьере под Подольском; кристалл полевого шпата, прозрачный кварц с берегов Камы и даже кусочек уральского малахита, который я с великим трудом выменял за саблю у соседа по дому Женьки Шалимова…

Как сейчас, помню, однажды летом отец позвал меня к себе в комнату, заговорщически подмигнул и сказал: — Завтра я лечу в Ялту. Деньков через десять вернусь и постараюсь тебе угодить. Ведь я как-никак знаю, зачем ты то и дело не чердак лазаешь.

Тогда я не придал словам отца большого значения и потому не очень обрадовался.

Незаметно пролетело время. Отец приехал на день раньше срока; расцеловал в дверях мать и поманил меня пальцем:

— А ну-ка, зажмурь глаза, сынок! Сейчас я тебя удивлю!

Я на секунду ослеп, а отец щелкнул замком чемодана — и передо мной очутилась целая гора замечательных камешков. Они были разноцветные и сверкали, как самые большие драгоценности в мире. Я был вне себя от радости. Прыгал и скакал так, что тряслась люстра под потолком. Скоро пойду в школу, и все ребята в нашем классе умрут от зависти, когда узнают о моих сокровищах. А староста Зинка Гуркова даже пикнуть на меня не посмеет.

Каждый день я перебирал и раскладывал на столе свои драгоценности. Теперь их было так много, что папа даже пожертвовал мне свой чемодан. Но странно, эти красавцы с берегов Черного моря недолго радовали меня. Они так и остались чужими.

А как-то утром отец подошел к моей кровати и спросил:

— Где же твоя коллекция?

— Не знаю… — невнятно промычал я и перевернулся на другой бок.

— Быстро же она тебе наскучила! — отец виновато покачал головой. — Ты стал миллионером! Шутка ли?! Целый чемодан драгоценностей!

У СТОРОЖКИ ЛЕСНИКА

Прошлым летом я приехал погостить к своим дальними родственникам в деревню Бузаиху. Изба под тесовой крышей стояла на взгорье. У крыльца рос куст сирени. Мне отвели небольшую светлую комнату. По утрам под окнами ворковали голуби, гудели пчелы, кудахтали куры, неистово горланил петух Митрий. На крыльце, свернувшись калачиком, грелся на солнце рыжий кот Тришка.

В избе пахло пирогами и медом.

После завтрака я шел в сад. Облюбовывал себе укромное местечко и читал.

Днем, когда становилось знойно и воздух делался вязким, я спускался к реке. Плавал в прохладной воде, затем переходил под сень разлапистых лип и отправлялся путешествовать по заповедным ягодным местам.

Однажды, набродившись вдоволь по лугам, по оврагу, где в детстве играл в казаков-разбойников строил из снега крепости и блиндажи, я порядком устал и сел отдохнуть на пенек рядом со сторожкой лесника. Внезапно за спиной раздался звонкий ребячий посвист.

Я повернулся и увидел на тропе мальчика лет шести. Нос-пуговка в царапинах. За плечами ружье. В меня стрельнули зеленые, с лукавинкой глаза.

Мы кивнули друг другу и познакомились.

— Егор Пахомов, — мальчик насупил брови.

— Чей ты будешь?

— Дедов.

— Где он?

— В обход ушел. Скоро придет.

— А родители?

— Мамка в больнице, в город увезли.

— А отец?

— Отец? Отец далеко…

— Ну…

— На границе.

Егор опустил глаза, потоптался на месте и со вздохом уставился на мой ботинок. В дороге у меня случилась авария — отвалилась подошва. Пришлось ее подвязать бечевкой, отчего нога приобрела забавный вид.

— А что без сапог? — спросил Егор.

— Да вот решил: ногам тяжко будет.

— У нас без сапог нельзя, — возразил Егор.

— Это почему?

— Болота, змеи…

— Так, так…

— И без ружья тоже. Далеко ходить без ружья нельзя.

— Ну?

— Медведи шатаются, рысь…

— И ты видел?

— Я — не… — Егор переступил с ноги на ногу. — Дед сказывал. Таганьково знаете?

— Как же…

— На той неделе там медведь объявился. Залез в сад к Пузановым и всю малину попортил. Одни голые ветки оставил. Такой обжора!

— Кто ж его видел?

— Да Генка Пузанов, Он аккурат из лесу шел. Смотрит, медведь на заборе. Он грибы на дорогу вывалил. Корзину на голову нахлобучил и давай что есть сил свистать.

— Не растерялся!

— Ага, — продолжал Егор. — Медведь, он хоть здоров, да трусоват. Испугался и задами к лесу тикать.

— Больше не наведывался?

Пока нет… Только дед Елисей мне ружье дал. Из коры выточил.

Егор присел на одно колено, вскинул ружье, прищурил левый глаз:

— Пугануть всякого можно…

— Еще бы, — кивнул я. — А если рысь?

— Рысь? Что рысь… — Егор нахмурился, почесал затылок. — Рысь днем спит. А ночью костер жечь надо. Огня боится.

С опушки донесся тонкий призывный лей собаки. Видно, она выследила зверя и теперь подвывала, звала хозяина.

Егор насторожился, с ружьем наперевес бросился на шум. Я поспешил вслед за ним.

— Стой, Валетка! — скомандовал Егор.

На вершине березы сидел бельчонок. По временам он вздрагивал, сжимался в комок, боязливо перебирал лапками тонкие ветки. До ближайшего дерева было метров пять, зверек не решался прыгнуть.