Читаем Мои друзья и горы. полностью

   Если подниматься к Ушбе со стороны Сванетии из гульского ущелья, то сначала проходишь по узенькой тропе по зеленому гребню, разделяющему две небольшие речки, потом, откинув щеколду в воротах изгороди, удерживающей скотину в ущелье, попадаешь к широким увалам, заросшим лесом. Здесь и расположены редкие дома селения Гуль. На заднем плане этой, совсем театральной, декорации угадываются скалы, круто уходящие вверх. Проходишь немного дальше, и почти на задворках селения перед глазами в полной красе возникает Ушба, которая выглядит, как огромный и неприступный замок. Его отвесные стены высотой более полутора километров спадают прямо к альпийским лугам, которые отделяет от этих стен короткий ледник и осыпи. За свою жизнь я видел эту картину раза три и могу утверждать, что понимаю, почему сваны почти обожествляют Ушбу. Дело даже не в том, какие именно романтические легенды связаны с этой горой, — в конце концов, как я полагаю, большая часть этих легенд выдумана беллетристами и экскурсоводами. Просто для сванов Ушба — это почти такое же «жилище Богов», как для японцев гора Фудзи.

   Отсюда и совершенно особое отношение ко всем, кто был на вершине Ушбы. Среди сванов было много (уверен, что и сейчас их не меньше) первоклассных альпинистов, но я точно знаю, что ни один из них не мог рассчитывать на признание земляков, если он не был на Ушбе.

   С отзвуком такого отношения столкнулся и я, когда через много лет отправился просто побродить по Сванетии и, естественно, завернул в Гуль. В первом же доме, куда мы зашли, чтобы просто попить воды, старик-сван, внимательно посмотрев на меня, спросил:

—Ты турист или альпинист?

—Альпинист, — ответил я.

   — На Ушбе был?

—Да, был.

   — Как ты шел?

—Через Северную траверсом и спускался с Южной сюда, на Гуль.

   — Если так, то ты мой гость, Мой дом — твой дом!

   И с этими словами старик позвал жену и распорядился, чтобы нас проводили на ночлег в комнату для гостей и накормили, Я пытался протестовать, говоря, что нам надо сегодня же спускаться вниз, но деваться было некуда: нельзя же обижать хозяина. В его доме мы провели великолепный вечер, попивая чачу и закусывая овечьим сыром с зеленью, а утром отправились дальше с добрыми напутствиями от хозяев.

   С северной стороны Ушба совсем не кажется таким же неприступным бастионом. Обе ее вершины проецируются на небо как изящно прочерченная линия, почти без зазубрин, с крутым снежно-ледовым взлетом от снежной «подушки» до гребня Северной вершины, последующим резким спадом до седловины и далее скальным подъемом на Южную вершину. Я не буду даже пытаться описать словами необыкновенную эстетическую привлекательность вида с севера на массив Ушбы, тем более что она очень хорошо передана на бесчисленных любительских и профессиональных фотографиях. Для меня важнее другое: по моему убеждению, ни один из серьезных альпинистов, увидев Ушбу в натуре или даже только на фотографии, не может не испытать сильнейшего желания взойти на эту вершину, если только от природы он не обделен чувством прекрасного.

   Все это я написал для того, чтобы читателю стало ясно, почему мы решили в завершение сезона 1965 г. сделать нашей основной целью траверс Ушбы.

  Ну а насколько интересно восхождение на Ушбу в спортивном отношении? Мне не раз случалось слышать от сильных альпинистов, что траверс Ушбы по технической сложности примерно соответствует вершинам З категории трудности. Это, конечно, неверно, поскольку сложность восхождения определяется не по трудности отдельных участков, а по совокупной трудности всего маршрута, и по этому критерию траверс Ушбы по справедливости считают маршрутом 5 категории трудности. Однако рассуждения о том, является ли Ушба стандартом сложного восхождения или нет, нас мало волновали: у нас была редкая возможность сходить на эту прекрасную вершину и было бы просто грешно такой возможностью не воспользоваться.

   Вопрос о составе группы для восхождения на Ушбу решился довольно просто. Пойдем вшестером: Валя Цетлин, Олег Куликов, Лева Калачов, Олег Брагин, Валя Горячева и я. Руководитель — Валя Цетлин. Валя Горячева не сразу согласилась составить нам компанию, боясь, что ей будет трудно на таком маршруте, а она не хотела быть нам в тягость. Убеждать ее, что она справится без труда со всем, что от нее потребуется, мы не стали, а вместо этого Олег Брагин сказал ей: «Знаешь, Валюша, мы так любим, как ты поешь песни Ирки Рудневой, что если ты откажешься, то нам придется взять с собой магнитофон, а тащить его очень-очень тяжело. И вообще, разве мы не родные? »

    А что же остальные участники нашего сбора? У части ребят кончались отпуска, и им надо было уезжать. Женя Тамм очень хотел бы сходить на Ушбу, но он изначально собирался большую часть времени в горах провести с женой Наташей и детьми Мариной и Никитой. Саша Балдин тоже на Ушбе не был и, конечно, думал о том, а не пойти ли ему с нами, и его жена Ивонна вроде бы его поддерживала, но она была не совсем здорова, и оставлять ее одну даже на неделю Саша, естественно, не захотел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное